– Ты говоришь – жил? – с тревогой спросила Мария.
– Увы! – покачал головой Гуров. – Ближе к полуночи поступил сигнал, что за Кольцевой на Ленинградском шоссе обнаружена разбитая машина, а в ней – труп гражданина Кошкина. Ну, съездили мы туда – действительно, Кошкин. Машина всмятку. Сейчас над ней эксперты пыхтят. А я вот домой уехал. Действительно, сил никаких уже нету.
– А Стас?
– Тоже домой поехал. У него там Тимофей на одной картошке целый день. Прячем его от Сметанина. Боимся, что проболтается.
– Эх, ты, мой горе-сыщик! – вздохнула Мария. – Допивай молоко, и пойдем посмотрим твою ногу.
Следующие полчаса Мария обследовала и приводила в порядок ушибленную ногу Гурова, накладывая на нее какие-то целительные мази, а попутно развлекала его рассказами о театральной жизни. Он слушал с блаженной улыбкой, почти ничего не понимая, потому что уже засыпал. У него было ощущение, будто путешествие от «Зеленого кольца» до Москвы заняло у него целый месяц. Когда Мария заканчивала бинтовать его колено, Гуров уже спал крепким сном праведника.
А утром его ожидал весьма неприятный сюрприз. Впервые за много лет он проспал и был разбужен Марией в половине десятого утра. Увидев брызжущее в окно солнце, Гуров подскочил на кровати, посмотрел на часы и охнул.
Мария появилась на пороге, свежая и улыбающаяся. На ней было изящное серое платье. Кажется, она собиралась уже уходить.
– Я проспал! – в отчаянии закричал Гуров. – Ты меня не разбудила!
Мария сделала вид, что ничего не слышала.
– Как твоя нога? – деловито спросила она.
Гуров спрыгнул на пол и сделал несколько шагов.
– Нога гораздо лучше, – с радостной улыбкой сказал он и тут же, спохватившись, опять закричал: – Почему ты меня не разбудила? Я опоздал на службу! Это невероятно!
– Окстись! – с деланым удивлением отозвалась Мария. – Какая служба? Твой отпуск еще не кончился. Твое право проводить его любым дурацким способом, но уж один-то раз нормально поспать ты можешь?
– Гм. Пожалуй, ты права, – сдался Гуров. – Но тут такое дело, что, теряя время, я сам загоняю себя в ловушку. Мне нужно срочно идти. А мне никто, случайно, не звонил? – вдруг вспомнил он.
– Ни одна живая душа.
– И Крячко? Невероятно! – повторил Гуров. – Что же там у них, черт возьми, происходит?
Он схватился за телефон и набрал номер Стаса. Тот ответил сразу.
– А-а, привет! – легко сказал он. – Проспал? Я так и думал. Даже не стал тебя тревожить. И Петру сказал, чтобы тебя не беспокоили. Все-таки отпуск есть отпуск, сказал я ему.
– Ты разговаривал с Петром? – с беспокойством спросил Гуров.
– Почти нет, – невозмутимо ответил Крячко. – Большей частью разговаривал он. Сорок процентов мата, остальное – угрозы. Сейчас он в прокуратуре, утрясает вопросы. Надо сказать, что выглядит он неважно, переживает. А ты сегодня появишься?
Более бессмысленного вопроса и придумать было трудно. Наскоро перехватив чашку кофе и бутерброд, Гуров отправился в управление. На этот раз он вывел из гаража свой верный «Пежо», по которому успел здорово соскучиться. За рулем он почувствовал себя увереннее. Нога почти не болела. Голова тоже.
По дороге Гуров завез в театр жену. Они нежно поцеловались на прощание.
– Береги свои конечности! – смеясь, сказала Мария. – И все остальное.
– Я очень осторожен, – ответил Гуров и опять некстати вспомнил ночную реку, освещенную неверным светом ущербного месяца. Эта история все еще лежала в запаснике, подходящий момент, чтобы ее изложить, красочно, со смаком и необходимыми преувеличениями, все не наступал. Это было очень обидно.
«Занес меня этот поток! – думал Гуров по пути в управление. – Занес черт-те куда, хотя формально все под боком, все под рукой. Преступники ходят где-то рядом, я это чувствую. И главное, что обидно, – они не особенно и осторожничают, ведут себя так, будто милиции не существует в принципе. Не сомневаюсь, что Кошкина тоже ликвидировали. Сбежав от нас, он наверняка отправился к своим, все рассказал, а свои прикинули и решили, что проще всего будет имитировать аварию на дороге. Разбитая „Лада“, скорее всего, в угоне. Кошкин мертв. Концы обрублены. Ничего не скажешь, ребята без комплексов. „Таким пальца в рот не клади“. В голову ему пришла одна мысль, которую он решил проверить при первом удобном случае. Однако сначала нужно было выяснить, как далеко продвинулось со вчерашнего дня следствие и не добрался ли Сметанин до Тимофея. Если голодный, трезвый и издерганный Тимофей проговорится, дело может получить не совсем желательный оборот. И отвлекающий маневр у них с Крячко получился не совсем удачно. Правда, немного времени им удалось выиграть, и Сметанин даже не упрекнул Гурова за то, что тот не явился к нему вовремя, как обещал, но теперь уже наступил новый день, а с утра все видится по-другому, особенно следователям. Вряд ли удастся прятать Тимофея неограниченно долго. Скорее всего, в самое ближайшее время Сметанин категорически потребует его к себе на допрос и будет, разумеется, прав, поскольку нелепо вести следствие, не встречаясь при этом с жертвой преступления. Они и сами оказались теперь в глупом положении, а вместе с ними и Петр. Нужно прекращать эти игры, но вместе с тем стараться максимально заваливать следователя новыми фактами, чтобы у него голова была все время занята.
Когда Гуров появился в управлении, генерала на месте еще не было. Зато на месте был Крячко, как всегда, бодрый и сияющий. Он варил кофе и ждал нового разноса от начальства.
– Садись, выпей чашечку перед смертью! – посмеиваясь, предложил он Гурову. – Петр сейчас явится от прокурора и будет снимать с нас семь шкур. Мы и в самом деле слегка увлеклись. Ну, с тобой-то понятно – ты расслабился в отпуске. А я? А я переутомился. Мне пора в отпуск, а вместо этого я пашу на износ и совершаю ошибки.
– Нужно представить Тимофея следователю, – строго произнес Гуров. – Хватит дурака валять!
– Ха! Опомнился! – сказал Крячко. – Тимофей уже с утра в прокуратуре. Нам с тобой осталось только молиться, чтобы он не ляпнул там чего не надо, потому что тогда с нас не шкуру, а погоны поснимают. Хотя, с другой стороны, все равно мы с тобой ни одной молитвы не знаем, так что можно не напрягаться. А что мне оставалось делать? Он взаперти уже дошел. Все уговаривал меня беленькую взять. Да не ту Беленькую, у которой память такая хорошая, а наш исконный напиток, который память как раз отбивает…
– Хорош трепаться! – попросил Гуров. – Расскажи лучше, что стало известно о внезапной кончине Кошкина.
– Пока немного, – ответил Крячко. – Машина, в которой его нашли, числится в угоне со вчерашнего дня. Поскольку глупо бежать из города на угнанной машине, выходит, что, скорее всего, свои же его и грохнули. Демонстративно. Вот, мол, вам гражданин Кошкин – документы налицо, стреляный ствол при нем, отпечатки пальцев и прочие особые приметы. Причем безнадежно мертвый, а, значит, взятки гладки. Кстати, эту же версию подтверждают и положение тела в машине, и еще кое-какие детали… Если хочешь, можно запросить акт экспертизы.
