Он мимолетно улыбнулся, не очень уж и весело. Пару лет назад
в схожем положении оказался в Волынской губернии поручик Вепринцев – гостиница
не такая уж большая, но времени катастрофически нет, а расспросы коридорных,
заранее известно, ни к чему не приведут, потому что искомый изменил внешность и
безупречными документами обзавелся, так что сразу и не угадаешь, под какой
личиной он может выступать… Поручик, бесшабашная головушка, не долго думая,
ночью набросал под черной лестницей кучу тряпок, облил их керосином, поджег
бестрепетно и кинулся по этажам, вопя: «Пожар!» Дым валил густой, никто
особенно не раздумывал – и постояльцы обоего пола, все поголовно пребывая в
дезабилье, скопом ринулись из номеров, и очень быстро поручик усмотрел
прекрасно знакомого ему субъекта в покривившемся парике. Ну, и сгреб раба
Божьего, конечно…
Здесь подобное было бы абсолютно неуместно: даже не из-за
препон морального и этического порядка, а чисто технических, если можно так
выразиться. В одиночку, не располагая к тому никакими возможностями, Бестужев
просто-напросто не в состоянии устроить масштабную и убедительную имитацию
пожара – а любая другая придумка не сработает. Не носиться же по коридорам и
лестницам с воплями: «Тонем! Тонем!» Не поверят, нисколько. «Титаник», чудо
двадцатого столетия, представляется надежнейшим и непотопляемым судном, да
наверняка такое и есть…
Итак? Как ни напрягай фантазию, вариантов имеется всего три.
Продолжать бесцельно болтаться по ресторанам и салонам – что грозит не принести
результатов. Инсценировать некое бедствие, способное вмиг заставить покинуть
каюты абсолютно всех – нереально. Искать содействия у капитана – но что в этом
случае придумать? О реальных противозаконных шалостях Штепанека, принявшего в
качестве гонорара краденые бриллианты, упоминать нельзя – даже если обвинение и
удастся доказать, инженер окажется в цепких объятиях французской Фемиды, откуда
его вряд ли удастся извлечь… Тогда?..
Погода, как назло, была великолепная, океан поражал
спокойствием. Вздохнув, Бестужев поднялся – наступало время завтрака. Со
шлюпочной палубы он спустился на широкую лестницу под стеклянным куполом,
прошел мимо огромных часов, украшенных бронзовыми аллегорическими фигурами
Чести и Славы, через просторный зал, где стены отделаны деревянными панелями с
резьбой в стиле времен английского короля Иакова I, а пол устлан огромным
пестрым ковром. Можно было воспользоваться одним из бесшумных лифтов, но на
лестнице гораздо больше людей, вдруг да и повезет?
Не повезло… Хорошо еще, что пребывание в ресторане не
требовало от него никаких усилий. Он неплохо умел управляться с изысканной
сервировкой стола, с многочисленными приборами – господа гвардейские офицеры в
подобной ситуации в грязь лицом не ударят и пентюхами себя не покажут. Вообще,
совершенно справедливо упомянул господин Куприн, что любой офицер в любой
момент может оказаться приглашен к высочайшему столу, а потому обязан обучиться
соответствующим манерам.
Если бы только не его соседи, навязанные волею судьбы.
Точнее, одна-единственная особа из троицы («Бросьте повторять через слово „леди
Холдершот“ и зовите меня просто Кристиной, мой мальчик. Вы по годам мне в
сыновья годитесь, мой старший даже двумя годами старше вас, так что не смешите
меня этой дурацкой чопорностью…»).
Да, так уж выпало, что он оказался четвертым за столом в
компании леди Холдершот. Тихоня-воспитанница, очаровательная мисс Эбигел, в
разговор практически не вмешивалась, и досадовать на нее было не за что.
Господин спирит на жалованьи, он же Учитель Тинглапалассар (так, изволите ли
видеть, именует себя обосновавшаяся в его бренной оболочке древнеассирийская
духовная сущность) тоже не доставлял ни малейших хлопот Бестужеву, он большей
частью хранил величественное молчанье, прямо-таки надутый спесью (шарлатан,
конечно, но безусловно не из мелкоты, обладает стилем и шармом, прохвост, приходится
признать…)
Зато миледи. Ох уж эта миледи! Буквально с первых минут
выяснилось, что ее сходство с простоватыми замоскворецкими купчихами было не
только внешним. Дама оказалась, говоря просторечивым солдатским словечком, свойская
– непосредственная, простодушная, болтавшая без умолку. Пользуясь морскими
терминами, она моментально взяла Бестужева на абордаж и засыпала массой
вопросов: откуда он, по какой причине пустился в заокеанское плаванье, живы ли
родители, какого он мнения о здешней публике, читает ли романы, слушает ли
музыку, любит ли собак, а если любит, есть ли у него домашние… И так далее, и
тому подобное – лавина вопросов, обрушившихся совершенно неожиданно…
Подобная словоохотливая дамочка, пожалуй что, при
определенных обстоятельствах похуже какого-нибудь противника, перед которым ты
предстал в фальшивом облике, а он, недоверчивый и подозрительный, пустился в
детальные расспросы (что в жизни Бестужева не раз случалось). Пришлось слишком
многое выдумывать на ходу – и держать все это в памяти, чтобы потом не выскочили
противоречия. Он ухитрился изящно и непринужденно увильнуть от прямого ответа,
подданным какой державы является (на всякий случай), заметив лишь, что ведет
«достаточно обширные дела» в Риге и Лёвенбурге (благо об этих двух городах мог
рассуждать с большим знанием вопроса, а леди Холдершот там никогда не бывала).
Не особенно-то и раздумывая, в качестве своего «поприща» он выбрал
электротехническую промышленность, рассудив, что в столь специфической теме
должны плохо разбираться и миледи, и ее воспитанница, и доморощенный
ассирийский маг (как оно и оказалось). Зато Бестужев мог, глазом не моргнув,
преподносить любые выдумки: электротехника – отрасль очень молодая, только
начала свое развитие, всегда можно заявить, что то или это – результат самых
новейших достижений, еще не известных широкой публике… Пока что сходило с рук.
В какой-то момент «маг», правда, попытался с умным видом рассуждать об
электрической природе некоторых спиритуалистических феноменов, но Бестужев,
бровью не поведя, парировал:
– Безусловно, это крайне интересный вопрос, но мы с вами
занимаемся чересчур уж отдаленными друг от друга аспектами электрической силы,
не правда ли?
Магу оставалось лишь признать его правоту величественным
наклонением головы – а там в действие бесцеремонно вступила леди Холдершот с
очередным градом вопросов. В какой-то момент Бестужеву стало откровенно не по
себе: узнав, что он прочно пребывает в холостом состоянии, не обремененный ни
обручением, ни помолвкой и пока что намерен в этом состоянии пребывать и далее,
леди Холдершот как-то странновато стала поглядывать то на него, то на свою
безгласную воспитанницу. Несомненно, в голове у нее возникли идеи самого что ни
на есть матримониального характера, ее мысли и взгляды можно было истолковать без
труда: симпатичный молодой человек с твердым положением в обществе, недурным
доходом и самыми радужными перспективами на будущее… очаровательная, но бедная,
как церковная мышь, юная родственница, которую, называя вещи своими именами,
понадобится вскоре сбыть с рук, устроив наилучшим образом… Бестужев даже
приготовился изложить достаточно убедительную выдумку о некоей старой юношеской
любви, в отношении коей он, встав наконец на ноги, намерен предпринять самые
активные действия – но, на его счастье, леди Холдершот то ли отказалась от
своей идеи, то ли решила отложить ее на будущее время, должным образом
продумав…
