— Идет, — Авилов ответил на рукопожатие, задержал ладонь, заглянул ему в глаза. — Учтите, я в человека никогда стрелять не буду.
— Глупости! — Тот выдернул ладонь и поморщился. — Какой же из тебя к черту охранник? Заходи, бери, не бойся, я вегетарианец? Ладно, обождем неделю, может, тренер и забракует тебя.
Через час Грек, который был начальником, вербовавшим Авилова, сидел в кабинете одного из сотрудников администрации президента.
Хозяин кабинета был выдвинут сюда большими деньгами. Президента обкладывали, как первобытный человек обкладывал мамонта, — гиганта окружали маленькие люди. Каждый человечек в отдельности почти ничего не значил, но скопом они составляли непробиваемую стену.
Грек смотрел на хозяина кабинета уважительно, но несколько скептически. Сам он был специалистом, заменить его можно только другим специалистом, в то время как хозяина кабинета можно заменить кем угодно, хоть официантом. Грек — осколок империи, некогда именовавшейся КГБ, — повидал столько начальников, что их не то что запомнить по имени, пересчитать невозможно. Они исчезли, испарились, а Грека все передвигали по шахматной доске, называли то пешкой, то фигурой значимой, он играл и за черных, и за белых, порой даже объявлял шах, затем терялся среди других фигур, но снять его с доски не мог ни один гроссмейстер. Без греков не складывалась партия, невозможно было вести игру.
— Я вами недоволен, Николай Леонидович, крайне недоволен, — истинного имени-отчества не знал даже шеф. — Вам поручили серьезное задание, а вы, извините, ерундой занимаетесь. — Он покосился на телефон.
А Грек насмешливо подумал: ты слишком мелок, чтобы твой кабинет прослушивать. Если такими заниматься, никакой аппаратуры не хватит.
— Вы должны подготовить... — чиновник вновь покосился на телефон и понизил голос до шепота: — Киллера! А вы подбираете на улице мелкого уголовника, начинаете его обучать стрельбе.
Грек мог спросить: а где взять нужного человека? Он должен быть не связан с уголовным миром, верен, молчалив и одинок. Он должен быть неизвестен ментовке и ФСБ, но согласиться выполнить задание. Спокойный, уравновешенный, сильный и ловкий, а стрелять он может и средне, так как расстояние будет ерундовым, несколько шагов. Главное, исполнителя не должны подвести нервы. Может, пригласить из "Альфы" и оповестить о теракте человек сто?
Грек молча слушал словоблудие чиновного дилетанта, хотел напомнить ему, что даже американская машина использовала двинутого по фазе Освальда. Классные специалисты существуют, но они известны, как кинозвезды. А принцип "домино" придумал не он, Грек, этот принцип родился вместе с мафией.
Вышеописываемые события происходили в августе, а сегодня, в начале сентября, в день, когда был убит диктор телевидения, сыщик Гуров освободился поздно. Он взглянул на часы, прикинул, что успевает к концу спектакля, и поехал к театру, чтобы встретить Марию. Цветы он не купил, знал — актрису будет поджидать достаточное количество сумасшедших с букетами.
Все было, как он и предвидел. Стоило Марии выйти из служебных дверей театра, к ней бросилось несколько мужчин, каждый протягивал цветы. Гуров подошел, большинство знали его и невольно отступили.
Мария одарила сыщика неласковым взглядом, но твердо взяла под руку. Он поцеловал актрису в висок.
— Возьми букетик, люди старались, — сказал Гуров громко.
— Взять у одного — обидеть остальных, — ответила Мария, улыбнулась окружающим: — Спасибо, мальчики, тронута вниманием, жду вас послезавтра. Моего дражайшего наверняка не будет, и мы закатимся куда-нибудь выпить по рюмке водки.
Когда они сели в машину, Гуров сказал:
— Принципиально заявлюсь.
— Не болтай, командир. Я уже слышала, что Леню убили. Розыском займешься ты? — Мария успела обучиться профессиональным выражениям. — Я не произношу слов "ужас" и "кошмар", в Москве убивают ежедневно. Говорят, ты талантлив, докажи ублюдкам, что заказные убийства раскрываются. Вытащи мразь на свет Божий, поглядим, что потянется.
— Автоматная очередь, — ответил Гуров.
— А в тебя никогда не стреляли? Ты выбрал профессию, мы ее терпим... — Мария говорила жестко, на грани срыва.
— Я постараюсь, Маша.
Ночь они не спали, молча лежали рядом. Когда начало светать, Мария встала, вела себя так, словно ничего не случилось. Накинула халат, туго подпоясалась, сварила чашку кофе, принесла Гурову в постель, спросила:
— Тебе нельзя выпить рюмку коньяка?
— Мне теперь долго будет нельзя, — он сел в кровати, отхлебнул кофе.
— И почему такая жизнь мерзкая? Живи мы в цивилизованной стране...
— Скажи еще, если бы был Бог! — перебил Гуров. — Мы с тобой не можем жить в другой стране. Как любое животное, не можем сменить среду обитания. Рыба плавает, птица летает, мы родились и живем в России.
— Тебе умышленно всучили это дело?
— Такая у меня работа и должность подходящая. Кроме меня самого, виновных нет.
— Можешь быть уверен, я от тебя не отступлюсь, хотя и надоел ты мне чертовски. Самое неприятное в моем положении даже не то, что театр и кино отнимают все силы. Плохо, что я люблю тебя и не могу бросить к чертовой матери. Допивай кофе, делай свою изуверскую гимнастику, отправляйся и не думай обо мне, — она чуть заметно усмехнулась. — Хотя ты и не думаешь.
Он выпрыгнул из постели, обнял Марию так, что она задохнулась, и упал с ней обратно в постель... Встали они примерно через час и занялись каждый своим делом.
Глава вторая
Опергруппа работала. Обстановка в кабинете Гурова изменилась, не шутил даже Станислав.
Установили людей, что прошли на телецентр через бюро пропусков, всех проверили по оперучетам. Переговорили со штатными сотрудниками, которые эти пропуска заказывали, выяснили, находились ли приглашенные в редакциях в момент совершения убийства. По каждому факту отписали рапорты, которые Гуров небрежно прочитал. Он был убежден: традиционный метод розыска ничего не даст, собака зарыта в другом месте.
Станислав предложил попытаться установить местопребывание известных розыску киллеров. Гуров махнул рукой, спросил:
— Станислав, ты бы согласился стрелять в подобной обстановке? Нет! А профессиональные убийцы выжили из ума? Если бы пригласили профессионала, он бы сам определил время и место выстрела, к телевидению он даже бы не подошел.
С раннего утра и до семи вечера занимались установками и различными проверками, позже изводили бумагу и чернила, писали и писали. Оперативники занимались тяжелой бессмысленной работой. В кипе бумаг, которую они изготовляли ежедневно, никакой зацепки не существовало. Гуров работал меньше всех, часами сидел за столом, смотрел в окно, изредка подбадривая товарищей:
— Противно, знаю, сам терпеть не могу писать никчемные рапорты, приходится. Когда бюрократы призовут нас к ответу, мы должны воспользоваться их же оружием, мол, мы работаем, извольте ознакомиться.
