Пока родители не уехали, Лева не понимал и не ощущал их места в своей жизни. В семье не сюсюкали, отношения были внимательные, но сдержанные. Вечерами, если встречались за чаем, усталые, говорили о постороннем. Серьезные разговоры велись в воскресенье за завтраком, что тоже случалось не чаще раза в месяц.
Со смертью Клавы прежний мир Левы Гурова раскололся, а после отъезда родителей перестал существовать. Предстояло строить новый, на пустом месте. Имеется в виду мир духовный, с материальной базой у Гурова было все в порядке, да и воспитали его так, что потребности у него минимальные.
Рита по квартире ходила притихшая, поглядывала на мужа настороженно. В университет она уходила раньше, чем Гуров на работу, оставляла ему завтрак на кухонном столе. Первые дни они почти не разговаривали, подавленные своей свободой и ответственностью за каждый свой поступок. Гуров и не подозревал, насколько он в доме опекаем, оттого зависим и беспомощен. На работе он был старший оперуполномоченный майор Лев Иванович, его любили и не любили, но в МУРе все его знали, считали человеком решительным, волевым, в последнее время излишне жестковатым.
Все проходит, и вскоре Рита – она освоилась первой – защебетала, стала носиться по квартире с тряпками, бесконечно вытирая, подметая, переставляя и перевешивая с места на место. Она указала мужу, в какой ящичек должна складываться ее «огромная» стипендия и его «мизерная» зарплата, в какой вазочке круглый год будут стоять цветы – пусть одна ромашка или веточка ели. И Гуров почувствовал себя в седле увереннее, подхватил поводья и мягко, а порой и не очень двинулся дальше, в жизнь.
Она, эта жизнь, тем и прекрасна, что горизонты ее не просматриваются и повороты непредсказуемы. Однажды вечером Рита, опустив ресницы, сказала:
– Беда, майор. Ты главный, скажи, что делать?
Женщины точно знают, когда муж главный. Лева к разговору подготовился давно, поцеловал жену и деланно-беспечным тоном изрек:
– Прекрасно, будем рожать!
– Ты главный и глупый, – вздрогнула Рита. – Вопрос значительно сложнее.
Что у родителей Риты неурядицы, Гуров знал, но не вникал в подробности. Отец ушел, у матери новая семья, что-то еще, в общем, запутано и непонятно.
Рита объяснила.
Пропуская двадцать страниц текста, скажем лишь: Гуров узнал, что у жены есть сводная сестра, которую Рита обожает. Жизнь у сестренки, мягко выражаясь, не сахар, а точнее – кошмар.
– Так что делать, майор? – Рита смахнула слезу.
Большинство женщин способны совершенно искренне всплакнуть в нужный момент.
– Сколько лет?
– Двенадцать.
– Забирай, будет жить с нами, – заявил майор Гуров, старший оперуполномоченный, а потому человек, привыкший решать неприятности по мере их поступления.
– Левушка? – Рита взглянула испуганно. – Ты в детстве не болел, головкой не стукался?
– Я в десять лет вступил в общество защиты малолетних, – ответил Гуров. – Выполняйте.
– Никогда! – Глаза у Риты были сухие, взгляд решительный. – Ты знаешь, кто есть Ольга?
– Прекрасное имя.
– Ты ведь О'Генри любишь… «Вождь краснокожих», конечно, помнишь. Тогда ты имеешь приблизительное представление, кого ты собираешься привести в свой дом.
– Не пугай! – повысил голос майор. – Сказал, забирай, и точка.
– Щенка возьмешь и то уже через день за дверь не выкинешь. Опомнись, муж, ты обрекаешь себя.
– Я уже обречен. Петля захлестнулась, когда встретил тебя, в загсе у меня выбили из-под ног табурет.
– Ну, если ты настаиваешь… – Рита пожала плечами.
Вот так с нами, мужиками, следует обращаться. Учитесь, девушки. Никогда ничего не просите, тем более не требуйте. У каждого из нас есть болевые точки, нужно их знать, чуть-чуть надавить, быстренько отпустить и начать защищаться. А уж мы своего добьемся, мы любим властвовать.
Признаюсь, Гуров разгадал игру жены и, подыгрывая, вел свою партию. Быть умным и великодушным приятно каждому нормальному мужику.
На следующий день, когда Гуров вернулся с работы, из-за стола вышла девочка, почему-то сделала книксен и сказала:
– Здравствуйте. Добрый вечер. Меня зовут Ольга.
– Здравствуй, рад тебя видеть, – ответил Гуров, не ожидавший, что его приказ будет исполнен столь молниеносно.
Рита чмокнула мужа в щеку и исчезла на кухне.
Гуров не видел жену в отроческом возрасте, но, разглядывая Ольгу, решил, что именно такой она и была. Не глаза, а глазищи, льняные вихры, дух противоречия, чуть прикрытый иронией и смирением. Последнее могло обмануть только человека, твердо решившего быть обманутым во что бы то ни стало.
Итак, Гуров разглядывал девчушку и решал, кем же ему по родственному прейскуранту приходится сестра жены.
Ольга спокойно, неторопливо обошла стол, встала в центре комнаты, подняла и опустила руки, начала медленно поворачиваться, давая возможность полного обзора собственной персоны.
– Сейчас схлопочешь по заднице. – Гуров привстал с дивана. – Считаю до трех, а уже два с половиной.
Ольга юркнула за стол и заявила:
– Вы мне нравитесь. Как мне вас называть?
– Ну, во-первых, на «ты». Я не терплю амикошонства, но жить нам вместе долго, и ты будешь взрослеть, а я стареть не собираюсь. В отношении имени? – Гуров задумался: – Лев Иванович отпадает, когда меня зовут Лева и тем более Левушка, я терпеть не могу. Если ты будешь называть меня Гуров либо майор…
– Либо я придумаю, – вставила Ольга. – Я не люблю обращения Олюшка, все остальное годится.
Гуров остановил машину у дома, выскочил, распахнул дверцу перед Ритой, помог выйти.
– Не подлизывайся. – Рита отстранилась. – Запри машину, завтра сам искать будешь.
– Не мой профиль. – Лева запер машину. – Ленька Завьялов будет искать.
Еще не открыв дверь, они услышали грохот, визг, казалось, в квартире репетирует обезьяний джаз.
– Не волнуйся, – сказала Рита, поджимая губы.
Гуров достал ключи, отстранил жену и вошел в квартиру. Здесь все казалось в порядке. Работал телевизор, стоявший на обеденном столе, магнитофон был включен на полную мощность. Ольга, поджав ноги и насупившись, сидела в кресле и читала книгу. Девочка не слышала ни рева музыки, ни прихода старших.
Гуров быстро выключил агрегаты, тишина наступила полная, для города неестественная, какая бывает только в горах, потому что в лесу все время что-то шелестит и щебечет. Вскоре тишина кончилась, на квартиру навалился привычный шум города, все встало на свои места.
– Да здравствует свобода! – изрек Гуров и поднял руки.
Вопрос, как обращаться к мужу сестры, Ольга решала долго. И какое-то время Лева существовал в ее лексиконе безымянным. «Здравствуй», «спасибо», «будь любезен» и т. д. Как-то Гуров разбирал свой письменный стол, выкладывал бумаги, Ольга вертелась рядом, заглянула через плечо и прочла: «Старший инспектор Л. И. Гуров награждается…»
