Попробовала было Верейская спорить, даже призвала на помощь
Зину, но от той никакого прока. Уставилась, дуреха, на ощеренное белыми
гребешками море и только бормотала: «Матушка-Богородица, страсть какая…»
– Ну хорошо, хорошо. – Лидия Сергеевна поняла, что теряет
время. И потом, это же естественно, что люди заботятся о своих семьях. Даже
трогательно. – Сейчас дам. Половину.
Она отвернулась, открыла шкатулку, где кроме украшений
лежали марки. Половина минус десять процентов аванса это сколько будет? Нужно
умножить тысячу двести марок на ноль целых четыре десятых…
В арифметике ее светлость была не сильна. Она неуверенно
перебирала купюры. Поверх коробочек с брошками, кольцами и серьгами лежала
жемчужная диадема, футляр которой не поместился.
Вдруг кто-то сзади выхватил ларчик из рук княгини, а саму ее
грубо оттолкнул в сторону.
– Что вы делаете? – ахнула она. – Не смейте!
Младший брат пихнул ее в грудь, и светлейшая княгиня, с
которой никто никогда не обходился подобным образом, плюхнулась на песок.
Зина самоотверженно бросилась на обидчика своей госпожи и
даже успела царапнуть злодея по физиономии, но он стукнул бедняжку кулаком в
висок, и она рухнула как подкошенная.
– Чего стоишь? – сказал младший Редлих старшему. –
Договорились же. Я кончу бабу, ты девку. А после утопим.
Второй нагнулся, поднял с земли большой камень, и княгиня
поняла, что этим грязным куском минерала ее сейчас убьют. Хорошо Зине – та
лежала без чувств, этого ужаса не видела.
– Mordio!!!
[6]
– крикнула Лидия Сергеевна что
было мочи. На берегу в этот ночной час никого оказаться не могло, но не молчать
же, когда тебя убивают.
Еще догадалась выдохнуть по-русски: «Господи Боже!»
Это, очевидно, и спасло. Услышал Господь мольбу погибающей
женщины.
Сверху, с дюны, донесся громкий крик (потрясенной княгине
показалось – с русским акцентом):
– Вас махт ир, швайне?!
[7]
Кто-то оказался в глухом месте, в глухое время! Кто-то не
побоялся вмешаться!
Повернув голову, Верейская увидела не один силуэт – два:
повыше и пониже.
«Честные рыбаки» застыли, не зная, как быть. Один полез за
голенище, должно быть, за ножом.
Но первый из спасителей, поменьше ростом, бурей налетел
сверху и наотмашь ударил Редлиха-младшего, еще одним ударом сбил с ног Редлиха-старшего.
Второй спаситель, высоченный костлявый мужчина в драном, будто снятом с
огородного пугала пальто, молча поднял с песка увесистую корягу.
Этот жест положил конец сомнениям грабителей. Младший Редлих
дернул старшего за руку, помогая подняться, и оба с топотом пустились наутек.
Лидия Сергеевна пыталась рассмотреть рыцаря, так доблестно –
одним махом двоих побивахом – расправившегося с братьями-разбойниками. В
тусклом свете луны, едва пробивавшемся сквозь тучи, было видно не уместное для
ноября соломенное канотье, черное пальто, из-под которого виднелись защитного
(кажется) цвета брюки и высокие сапоги. Лицо героя оставалось в тени.
Но он нагнулся к лежащей, стало видно светлую щетину,
блеснули пронзительные глаза.
– Майне фрау, – сказал незнакомец, беря Верейскую за руку, –
зинд зи… как это, черт… зинд зи ин орднунг?
Второй присел на корточки возле Зины и, зачерпнув песка,
стал тереть ей виски. Горничная застонала.
– Боже, – пролепетала Лидия Сергеевна, услышав «черта», – вы
русский?
На простом, ясном лице неизвестного человека отразилось
изумление.
– Вы… вы тоже?! Ну и оказия.
Он почесал затылок, отчего шляпа съехала ему на лоб.
– Господи, кто вы? Откуда? – не могла опомниться Верейская.
Небритый оглянулся, понизил голос.
– Я офицер. Сбежал из Дрешвица. Там лагерь для
военнопленных.
– Да-да, знаю. Мы с Зиной посылали туда гостинцы на
Рождество и Пасху. Этот господин тоже оттуда?
Долговязый молчун одной рукой придерживал плачущую Зину за
плечи, другой неловко гладил ее по голове.
– Это мой денщик, Тимоша. У него после контузии и испытаний
плена мозги малость съехали. Говорить членораздельно не может, только мычит. Не
мог я его в лагере бросить, пропадет. Думали, найдем какую-нибудь лодку на
берегу, махнем в Швецию. Где наша не пропадала… – Здесь беглец очень симпатично
смутился. – Простите, сударыня, я не представился. Прапорщик Базаров, Емельян
Иванович.
– Княгиня Верейская, Лидия Сергеевна, – с улыбкой ответила
она.
– Матушки, барыня, что ж вы сидите?! – возопила тут
пришедшая в себя Зина. – Мазурики шкатулку уносят!
Пока Верейская знакомилась со своим избавителем, братья
Редлих удрали довольно далеко. Усердно шлепая по песку своими бахилами, они уже
добежали до тропинки, что вела к городку.
– Догоните их, прошу! – спохватилась Лидия Сергеевна. – Они
забрали все мои деньги! И драгоценности!
Прапорщик Базаров вскочил, даже сделал несколько шагов – и
остановился.
– Пустое дело, ваше сиятельство. Шум поднимать нам не резон.
Обойдется себе дороже…
Он, конечно, был прав. Бог с ней, со шкатулкой.
– Вообще-то мы, Верейские, носим титул «светлейших», так что
правильное обращение «ваша светлость», – молвила она с улыбкой, давая понять,
что говорит это не всерьез (но все-таки пусть он сознает, с кем имеет дело). –
…Однако вы можете звать меня просто «Лидия». Ведь мы товарищи по несчастью.
Тот поглядел на лодку и весело ответил:
– Надеюсь, будем товарищами по счастью. Баркас знатный и,
кажется, с мотором. Опять же ветер подходящий. К утру, Бог даст, окажемся в
шведских водах.
– Вы умеете управлять судном?
Он засмеялся:
– Через Байкал ходил, так и через Балтику как-нибудь
перемахну. Тут до Треллеборга сотня верст всего.
Но Лидия Сергеевна все еще колебалась.
– Однако я теперь совсем без денег. Как же мы из Швеции
попадем в Россию?
– Поездом, Лидочка, поездом. Первым классом. Все расходы
беру на себя. Товарищи так товарищи. Денег у меня тоже нет, но зато есть вот
что.
Веселый прапорщик подмигнул, расстегнул пальто и извлек
откуда-то из-за пазухи мешочек на снурке. На ладони сверкнул причудливый,
загогулистый кусочек желтого металла.
