Однако Романов провоевал достаточно, чтобы понимать: одного
бесстрашия для победы мало, потребно умение. Войне надо учиться. Контрразведка
такая же дисциплина, как алгебра или тригонометрия, – здесь тоже свои
формулы, уравнения, правила. Не будешь их знать назубок, завалишься на первом
же экзамене.
Алексей хотел стать настоящим профессионалом, был готов
учиться. А тут, на счастье, по инициативе генерала Жуковского открылось
невиданное учебное заведение – специальные курсы для офицеров-контрразведчиков,
которых так не хватало и на фронте, и в тылу.
Пришлось пройти еще одну медицинскую комиссию, главным в
которой был врач-невропатолог. От сотрудников контрразведки требовались
особенные качества: подвижность ума, устойчивость психики и крепкие нервы.
В недозастрелившегося прапорщика врач вцепился, как лис в
цыпленка. Драл зубами, рвал когтями, щипал – и отступился ни с чем. В
заключении написал, что психика у А. Романова аномальная, однако укреплять ему
нервы незачем, скорее их не мешало бы размягчить. Стреляться А. Романов больше
не будет – разве что из-за нежелания сдаваться врагу живьем. Начальство
рассудило, что для контрразведчика такая «аномалия» в самый раз, и прапорщик
был немедленно зачислен в школу. Там его учили немецкому языку, шифровке и
дешифровке, принципам работы с агентами, психологии допроса, рукопашному бою по
французской, китайской и японской методикам, стрельбе из всевозможных видов
оружия и другим полезнейшим вещам.
Прошла весна, миновала большая часть лета, учеба близилась к
окончанию. Алексею не терпелось применить новообретенные знания на практике. На
некоторых курсантов уже пришел вызов – кому с германского фронта, кому с
австрийского, кому с турецкого, некоторым из военно-морского флота.
Сегодня вызвали и прапорщика Романова. Телефонограммой. Не
куда-нибудь, а к самому Жуковскому.
Большие надежды
Трехэтажное здание с кокетливой лепниной. То ли средней руки
гостиница, то ли доходный дом. Но у входа часовой, вдоль тротуара – ряд
автомобилей и пролеток. И умеренно строгая, черно-золотая вывеска: «Штабъ
Отдельнаго Жандармскаго Корпуса».
Внутри треск пишущих машин, жужжание телеграфных аппаратов,
перестук каблуков. Однако никакой суеты, спешки, тем более нервозности. Каков
поп, таков и приход.
С «попами» российским «приходам» везет редко. Жандармский
корпус являлся счастливым исключением. Назначенный перед самой войной
генерал-майор Жуковский политическим сыском заниматься не стал, справедливо
рассудив, что жители воюющей державы перед лицом общей опасности на время
забудут о своих разногласиях. Главной задачей новый командир считал, во-первых,
противодействие германско-австрийскому шпионажу, сеть которого густо пронизала
все тело беспечной Российской империи, а во-вторых, организацию собственной
агентурной разведки.
Пришлось начинать почти с нуля, но энергия цепкого Владимира
Федоровича своротила горы. Еще минувшей осенью командиру Жандармского корпуса
вверили контроль над военно-разведочным управлением Генерального штаба, так что
теперь все специальные службы империи находились под единым руководством.
В тылу борьбой со шпионажем занимались губернские
жандармские управления. На театре военных действий дело было устроено иначе.
При генерал-квартирмейстере каждого фронта появилось
разведочно-контрразведочное отделение, которым руководил подполковник
генерального штаба при двух помощниках – генштабисте, ведавшем разведкой, и
жандарме-контрразведчике. Такие же органы существовали в каждой из армий.
Счет выловленных шпионов в тылу шел на сотни, во фронтовой
полосе – на тысячи. А лучшим комплиментом разведывательной агентуре Жуковского
стало примечательное событие: немецкому Генштабу пришлось учредить специальное
отделение по борьбе с русскими шпионами.
Борьба спецслужб шла еще не на равных – у германцев было
больше опыта и ресурсов, но все-таки это уже не напоминало драку слепого со
зрячим, как в первые недели войны.
Поднимаясь по лестнице в бельэтаж и посекундно козыряя
встречным военным (все они были старше чином), Алеша гадал, какое назначение
сейчас получит и почему генерал решил удостоить какого-то прапорщика личной
аудиенцией. Это было лестно. Знать, не забыл Владимир Федорович про швейцарскую
эпопею. Вероятно, хочет отправить на какой-нибудь ответственный участок фронта,
да еще с особенным заданием или, чем черт не шутит, с чрезвычайными полномочиями.
А что такого? Звание хоть и маленькое, но в разведке и контрразведке людей
ценят не по звездочкам – по заслугам. Заслуги же у Романова имелись.
Он примерно догадывался, куда его могут послать.
Судьба войны и всего российского государства сейчас решалась
на Юго-Западном фронте, который уже четвертый месяц пятился под напором
германцев, неся гигантские потери. Пали Перемышль, Львов, Варшава. Ключевой
пункт обороны, Новогеоргиевская крепость, в блокаде. Россия потеряла почти
треть промышленности, тыловые коммуникации запружены беженцами – на восток
хлынуло десять миллионов человек.
В армию непрерывно идут эшелоны с пополнениями, но
компенсировать чудовищную убыль штыков невозможно. Любая другая держава
рассыпалась бы в прах, разом лишившись двух с лишним миллионов солдат убитыми,
ранеными и пленными. А Россия трепетала, стонала, но пока держалась. Лишь
откатывалась, откатывалась все дальше на восток под ударами германского
стального кулака. Ходили слухи, что великого князя Николая Николаевича вот-вот
снимут с должности и что обязанности верховного главнокомандующего примет сам
государь. Если уж монарх считает своим долгом в этот тяжкий для родины час быть
на фронте, то боевому офицеру и Бог велел.
А вдруг назначат прямо в Ставку? Заниматься не тактической,
а оперативной разведкой? Хотя и тактическая, на уровне армии или корпуса, тоже
интересно!
Адъютант просунул голову за кожаную дверь:
– Ваше превосходительство, прапорщик Романов.
Густой бас нетерпеливо потребовал:
– Сюда его! Живо!
Вот как? Даже «живо»?
В начальственном кабинете
Обширный кабинет, по которому сразу видно, что он обустроен
не для парадности, а для работы. На огромном столе аккуратные стопки папок и
бумаг, разложенные по какому-то неочевидному, но строго соблюдающемуся
принципу. Телефонные аппараты. Истыканные флажками карты, причем не только
фронтов, но всех частей империи – будто и там тоже идут бои. Фотографический
портрет императора – маленький, но зато с собственноручной надписью. Встроенный
в стену сейф. Из личных вещей, по которым можно было бы судить о пристрастиях
обитателя, только теннисная ракетка. Про командира известно: иногда играет с
адъютантом в эту английскую игру – не для разрядки, а для концентрации мысли. И
будто бы некоторые самые блестящие идеи приходят в голову его превосходительству
именно в момент звонкого удара ракетки по мячу. Возможно, впрочем, что и
выдумки.
