Прежде чем читать дальше, Тэб внимательно рассмотрел кольцо: оно было очень тонкой работы.
Посланцу моему на чай не давайте, я уже вознаградил его, как и подобает такому Крезу, как я… Совершенно не знаю, что делать с собой по возвращении; конечно, я не поселюсь в этом мрачном Майфильде… Если вы не захотите меня принять, то мне придется поселиться в гостинице. Простите, что не написал вам раньше…
Сердечно вам преданный Рекс.
Внизу была приписка:
Если пароход отойдет отсюда в среду — что еще неизвестно, — то я скоро вернусь домой. Если я вам ничего не напишу, то знайте, что я изменил решение. В Палермо много прекрасных: женщин…
За этой припиской следовала вторая:
Приглашаю вас и умнейшего Карвера пообедать со мной в день приезда.
Тэб усмехнулся, спрятал письмо и кольцо в ящик стола и задумался: не пустить ли Рекса в самом деле снова к себе? Временами он сильно без него скучал… Тэб с улыбкой подумал о последней «приписке»: вероятно, увлечение мисс Эрдферн прошло окончательно. Тэб должен был в этот день пить у нее чай. Он снова улыбнулся…
Дело Трэнсмира становилось ему в тягость — ему надоело обо всем умалчивать. Встретившись днем с Карвером, он откровенно ему об этом сказал. Карвер сразу понял его.
— Теперь вы можете писать о чем хотите, кроме… булавок.
Тэб обрадовался и в таком веселом настроении направился в Централ-отель к мисс Эрдферн. Она встретила его очень ласково, протянула ему обе руки и приветствовала крепким рукопожатием.
— Какой у вас усталый вид! — воскликнула она. — Точно вы не спали целую неделю!.. Вы все, вероятно, заняты этим новым убийством? — Она усмехнулась и стала разливать чай.
— Ведь Браун и есть тот человек, которого вы так долго разыскивали, не правда ли?.. Вероятно, о нем именно и рассказывал И Линг…
Тэб утвердительно кивнул.
— Несчастный!.. — с сожалением промолвила она. — А этот Вальтерс? Что с ним? Я видела его всего лишь раз, но он мне показался отвратительным!.. — и она быстро переменила тему разговора.
— Знаете ли вы, что я получила предложение вернуться на сцену?
— Ах, так…
— Да… Но я отказала. Я ненавижу сцену. У меня с ней связаны самые тяжелые воспоминания…
Тэб вспомнил о письме, полученном им утром от Рекса.
— Знаете ли вы, что Рекс скоро возвращается? Он вам больше не писал?
Она отрицательно покачала головой, и лицо ее вдруг сделалось серьезным.
— Нет, он не писал мне больше после того странного письма. Мне очень его жаль…
Тэб лукаво усмехнулся.
— О! не жалейте его! Этот беспутный малый уже вполне исцелился от своей сердечной раны… Юношеские увлечения никогда не бывают длительны…
— Вы рассуждаете, как седовласый старец… А вы сами исцелились от своего увлечения?
— Какого? Да, до известной степени…
— Что же вы подразумеваете под известной степенью? — спросила, улыбаясь, мисс Эрдферн.
— Я не совсем правильно выразился, я хотел сказать до какого-то времени…
Их взоры встретились, и она первой опустила глаза.
— На вашем месте, господин Тэб, я бы постаралась забыть о нем: ведь влюбленные бывают иногда несносны…
— Вы так считаете?..
— Я так считала… — поправилась она и тотчас же переменила тему: — Любопытно, чем теперь займется ваш Рекс?.. Он так богат… Я никогда не думала, что Трэнсмир оставит ему все свое состояние: старик часто ворчал на племянника, упрекая за расточительность и праздность… Или Трэнсмир не оставил завещания, и молодой Лендер унаследовал все по закону?.. Как ближайший родственник покойного?
— Нет, это не так. Старик оставил собственноручное завещание…
— Ах, вот как! — воскликнула мисс Эрдферн, уронив чашку.
Она побледнела, руки ее дрожали.
— Повторите то, что вы только что сказали!..
— Что именно? Разве вы об этом не знали?
— О, Боже!.. О, Боже!.. Как это ужасно!
— В чем дело, Урсула?.. Вам нехорошо?..
Мисс Эрдферн грустно покачала головой.
— Нет… Пустяки! Это пройдет… Я сейчас вспомнила… Простите меня!.. — она повернулась и выбежала из комнаты.
Тэб был озадачен, так как не знал, что думать. Прошло не менее четверти часа, прежде чем она вернулась, все еще бледная, но уже вполне владея собой.
— Мои нервы никуда не годятся, простите меня, — сказала она с усмешкой, как бы оправдываясь перед гостем.
— Но что вас так огорчило и потрясло?..
— Право, не знаю. Вы говорили о завещании, и я вспомнила все…
— Урсула, вы что-то от меня скрываете, — в его голосе звучал упрек. — Почему вы так расстроились?
Она снова покачала головой.
— Я говорю вам всю правду, Тэб. — Она впервые назвала его не по фамилии.
Он густо покраснел. Она заметила свою оплошность и сказала:
— Простите, я назвала вас по имени… Старая театральная привычка… Собственно, мне нужно было звать вас по имени с первого дня нашего знакомства… А теперь уходите!.. Я очень устала… Не возражайте!..
— Но…
— Лучше приходите завтра, Тэб…
24
Над дверью строящегося дома И Линга была прибита дощечка с китайской надписью, в вольном переводе означавшей: «Да отразятся славой ваши поступки на ваших потомках». Вся мудрость Древнего Востока была заключена в этом кратком изречении.
Несмотря на свое преклонение перед западной культурой, И Линг строго соблюдал все восточные традиции. В этот день он сидел на одной из широких ступеней террасы своего нового дома и внимательно следил за стройкой. Китайцы как раз возводили вторую колонну.
И Линг посмотрел на солнце, поднялся и направился к выходу. На траве около дороги стоял маленький черный автомобиль. Он сел за руль, но поехал не сразу, а долго сидел в глубокой задумчивости. Уже смеркалось, когда он наконец тронулся в путь и скрылся за поворотом дороги. Когда он подъехал к ресторану, слуга сказал ему:
— Вас ждет дама в зале номер шесть. Она желает вас видеть.
Китайцу незачем было спрашивать имя дамы: лишь одна женщина имела право переступать порог этого зала. Он сразу прошел туда. Мисс Эрдферн сидела за столом. Перед ней нетронутым стоял остывший обед. Она была бледна, как полотно. Под прекрасными серыми глазами легли темные круги. Она быстро взглянула на китайца и опустила глаза.
— И Линг, вы прочли все бумаги, которые взяли в доме?
— Да, многие, — осторожно ответил он.
— Прошлой ночью вы сказали мне, что прочли все? Значит, вы говорили неправду?..
