После этого малоприятного разговора Тэб отправился в Мэйфилд. Он надеялся найти там Карвера и не ошибся.
— Булавки разные! — сообщил сыщик, увидев Тэба.
Обе булавки лежали перед ним на столе: действительно, одна из них была значительно короче другой.
— Случайно обронить булавку можно только один раз… — задумчиво произнес Карвер. — Пойдемте, Тэб…
Когда они сошли вниз, Тэб рассказал Карверу о разговоре с издателем. Тот выслушал его внимательно и с большим интересом. Сыщик некоторое время стоял молча, погруженный в свои мысли, а затем произнес:
— Да, ваш издатель прав: нам предстоит порядочно потрудиться…
Тэб машинально разглядывал коробки на полках.
— Нигде нет ни малейшего отпечатка пальцев. Этот негодяй всегда ходит в перчатках… Между прочим, я намерен оставить в доме охрану на день или на два… Хотя вряд ли он еще раз вернется сюда… — Карвер потушил свет, запер дверь, и они поднялись в столовую. — Браун убит… Уолтерс вне подозрений… Единственные люди, на которых может теперь пасть подозрение, это вы и я…
Утром Тэб нашел в почтовом ящике объемистое послание от Рекса. Оно было отправлено из Палермо:
«Дорогой Тэб! Мне надоело путешествовать, и я решил вернуться домой. Посылаю вам в этом письме кольцо. Я купил его здесь по случаю. Оно будто бы принадлежало когда-то самому Цезарю Борджиа. Мне его продали с гарантией, и я заплатил за него довольно много. Письмо вам передаст стюард парохода, на котором я прибыл сюда и который сегодня уходит обратно».
Прежде чем читать дальше, Тэб рассмотрел кольцо: оно было очень тонкой работы.
«Посланцу моему на чай не давайте, я уже вознаградил его, как и подобает такому Крезу, как я… Совершенно не знаю, что делать с собой по возвращении. Конечно, я не поселюсь в этом мрачном Мэйфилде… Если вы не захотите меня принять, то мне придется поселиться в гостинице. Простите, что не написал вам раньше… Сердечно преданный вам Рекс».
Внизу была приписка:
«Если пароход отойдет отсюда в среду, то я скоро вернусь домой. Если я вам ничего не напишу, то знайте, что я изменил решение. В Палермо много прекрасных женщин…»
За этой припиской следовала вторая:
«Приглашаю вас и вашего гениального друга Карвера пообедать со мной в день приезда».
Тэб усмехнулся, спрятал письмо и кольцо в ящик стола и задумался: не пустить ли Рекса в самом деле снова к себе? Временами он сильно без него скучал… Тэб с улыбкой подумал о приписке: вероятно, увлечение мисс Эрдферн прошло окончательно. Тэб должен был в этот день пить у нее чай. Он снова улыбнулся…
Дело Трэнсмира становилось для него в тягость — ему надоело обо всем умалчивать. Встретившись днем с Карвером, он откровенно ему об этом сказал. Карвер понял его.
— Теперь вы можете писать о чем хотите, кроме… булавок.
Тэб обрадовался и в веселом настроении направился в Централ-отель к мисс Эрдферн. Она встретила его очень ласково и протянула ему обе руки.
— Какой у вас усталый вид! — воскликнула она. — Точно вы не спали целую неделю!.. Вы, вероятно, заняты этим новым убийством? — Она усмехнулась и стала разливать чай. — Ведь Браун и есть тот человек, которого вы так долго разыскивали, не правда ли?.. Вероятно, о нем и рассказывал И Линг…
Тэб кивнул.
— Несчастный!.. — с сожалением промолвила актриса. — А этот Уолтерс? Что с ним? Я видела его всего лишь раз, но он мне показался отвратительным!.. — И она быстро переменила тему разговора. — Знаете ли вы, что я получила предложение вернуться на сцену? Но я отказала. Ненавижу сцену. У меня с ней связаны тяжелые воспоминания…
Тэб вспомнил о письме, полученном им утром от Рекса.
— Знаете ли вы, что Рекс скоро возвращается? Он вам не писал?
Она отрицательно покачала головой, и лицо ее вдруг сделалось серьезным.
— Нет, он не писал мне больше после того странного письма. Мне очень его жаль…
Тэб лукаво усмехнулся:
— О! Не жалейте его! Этот беспутный малый уже вполне исцелился от своей сердечной раны… Юношеские увлечения никогда не бывают длительны…
— Вы рассуждаете, как седовласый старец… А вы сами исцелились от своего увлечения?
— Какого? Да, до известной степени…
— Что же вы подразумеваете под известной степенью? — спросила, улыбаясь, мисс Эрдферн.
— Я не совсем правильно выразился: я хотел сказать — до некоторых пор…
Их взгляды встретились, и она первой опустила глаза:
— На вашем месте, господин Тэб, я бы постаралась забыть о нем, ведь влюбленные бывают иногда несносны…
— Вы так считаете?..
— Я так считала… — поправилась она и тотчас сменила тему: — Любопытно, чем теперь займется ваш Рекс?.. Он так богат… Я никогда не думала, что Трэнсмир оставит ему все свое состояние: старик часто ворчал на племянника, упрекая за расточительность и праздность… Или Трэнсмир не оставил завещания и молодой Лендер унаследовал все по закону?.. Как ближайший родственник покойного?
— Нет, это не так. Старик оставил собственноручно написанное завещание…
— Ах вот как! — воскликнула мисс Эрдферн, уронив чашку; она побледнела, руки ее дрожали. — Повторите то, что вы только что сказали!..
— Что именно? Разве вы об этом не знали?
— О боже!.. О боже!.. Как это ужасно!
— В чем дело, Урсула?.. Вам нехорошо?..
— Нет… Пустяки! Это пройдет… Я сейчас вспомнила… Простите меня!.. — Она повернулась и выбежала из комнаты.
Тэб был озадачен, он не знал, что и думать. Прошло не менее четверти часа, прежде чем она вернулась.
— Мои нервы никуда не годятся, простите меня…
— Но что вас так огорчило и потрясло?..
— Право, не знаю. Вы говорили о завещании, и я вспомнила о смерти старика…
— Урсула, вы что-то от меня скрываете. Почему вы так расстроились?
Она снова покачала головой:
— Я говорю вам всю правду, Тэб. — Она впервые назвала его не по фамилии. — А теперь уходите!.. Я очень устала… Не возражайте!.. Лучше приходите завтра, Тэб…
24
Над дверью строящегося дома И Линга была прибита дощечка с китайской надписью, в вольном переводе означавшей: «Да отразятся славой ваши поступки на ваших потомках». Вся мудрость Древнего Востока была заключена в этом кратком изречении.
И Линг сидел на одной из широких ступеней террасы своего нового дома и внимательно следил за стройкой. Он посмотрел на солнце, поднялся и направился к выходу. На траве около дороги стоял маленький черный автомобиль. Уже смеркалось, когда И Линг подъехал к ресторану. Слуга сказал ему:
