Турецкий молчал. Филя уставился на него тревожным взглядом.
– Дым из одной трубы, Слава… А у нас оружие с «пальчиками» и мобильник с прямым телефоном братца.
– Все, больше не задерживайтесь, – сухо сказал Грязнов, – жду в Москве. Я с утра – у Кости.
– Филя останется, ему надо, приеду – объясню.
– Нет вопросов. Да, Саня, кажется, я все-таки дал маху, когда попросил тебя… спуститься к людям. Думал, будет иной исход…
– Это почему же?
– А вот ты снизошел, и опять – жертвы. Покойница… Инфаркт…
– Ну, знаешь ли, я не Всевышний, чтобы всех прощать. А дело с нашими документами и уликами теперь можно передавать в прокуратуру. Я сделал свою работу, а вот у тебя, милый друг… Покойницы могло бы и не быть. Но не будем считаться. Может, и в самом деле – несчастный случай. Я обращал внимание на ту плиту…
– Да я и с себя вины не снимаю, – проворчал Грязнов.
– Спасибо, благодетель. Сам видишь, каково оно – спускаться к людям с наших столичных высот.
– Ладно, извини за… Ну, одним словом…
– Не мучайся, а лучше встречай генерала с гробиком некоего Турецкого. Скорее всего, я не составлю тебе на этом празднике компании. И Дусе – тоже не советую, пожалей ее. А свидетелем на суде выступлю с огромным удовольствием, так и скажи ему, когда сочтешь это возможным.
– Язва ты…
– Нет, Слава. Но я, пожалуй, еще немного задержусь. В Волгограде скульптор Вучетич со своими товарищами возвел грандиозный мемориал, а я там, к своему стыду, ни разу не был. Так вот, Филя настоятельно советует пройти, посмотреть и зарядиться, так сказать, совестью наших предков. Нужное, говорит, дело, полезное. А то мы, ты прав, спускаемся к людям, как «верхние жители», они надеются, а мы… Ну, что – мы?..
