Танечка, которой категорически было запрещено подавать не то что голос, но даже мышиный писк, едва сдерживалась, выглядывая из сеней в комнату, где шло представление и работал магнитофон, и почти давилась от хохота. Ее с трудом сдерживала Лена, глаза которой тоже просто светились от восторга, вызывая у Филиппа вполне законное чувство гордости…
Храп между тем немного усилился, появились переливы, причмокивания спокойно спящего и словно уставшего от дневных трудов праведных человека.
Почти беззвучно отворилась дверь. Только давно сидящий в темноте опытный, тренированный человек смог разглядеть в качнувшемся спертом воздухе закрытого на все запоры дома крадущуюся фигуру. Та двигалась в направлении кровати, на которой и покоился храпящий жилец.
Пришелец двигался мягко, словно огромная кошка, – темнота будто увеличивала его реальные размеры. Вот он приблизился к лежащему телу, проверил, откуда раздается храп, и, коротко взмахнув рукой, сделал резкий удар по телу. И в этот же миг голова его словно раскололась. Тело безвольно дернулось, и человек затих. Его аккуратно поймал на вытянутых руках Филипп и осторожно положил на кровать, а потом поднял и устроил на матрасе ноги.
Ощупав тело и проверив пульс на шее, убедился в том, что тот в полной «отключке». Добавил ему еще – для верности. Прислушался и включил «мизинчиковый» фонарик – просто пятнышко света. Прошел им по вытянутому телу и вдруг обнаружил, что на незнакомце очень известная не только ему, но и всей «Глории» куртка Александра Борисовича от спортивного костюма из Франции, купленного его женой Ириной. Гордость Турецкого была напялена на этом «хмыре» кавказского происхождения. Непорядок.
В доме было по-прежнему тихо, напарник, или кто он там, сторожил снаружи. И пока он сторожил, Филя быстро и ловко стянул куртку с чеченца, – а кто же еще мог здесь «отдыхать», и натянул на себя. Велика, да еще карманы оттопыриваются. Один – совсем тяжелый, это который внутри. Филя пощупал: пистолет. В другом – внешнем кармане – лежали сложенная пачка бумаг, возможно документы, и мобильник.
– Отлично, – сказал себе Филя. – то, что нам надо, то, что доктор прописал: главное ведь – «пальчики»!
О брюках от костюма Агеев думать не стал. Во-первых, штаны снимать – негоже, даже с будущего трупа. А во-вторых, Саня всегда может оправдаться перед женой, что порвал брюки так, что ремонту уже не подлежат. А куртка – в качестве доказательства того, что не потерял и не пропил, и никому не подарил. Нормально, одним словом, если постирать.
Помня, о чем вчера шел у этих бандитов «базар», Филипп подошел к двери и хриплым шепотом произнес по-чеченски:
– Слава Аллаху, зажигай! – вспомнил «черного Абдуллу» и усмехнулся про себя. – Расходимся, я – в окно! – он потянул на себя дверь и запер ее изнутри, а потом двумя ловкими прыжками оказался у приготовленного окна и нырнул в него, сгруппировавшись, а затем выскочил из кустарника в сторону глухого сада.
Лишь отбежав в сторону от дома до конца усадьбы, Филипп оглянулся. Все было так, как он и предполагал. Темный силуэт дома с противоположной стороны будто подсвечивался вздрагивающим розоватым светом. Ясно чем: запалили Дусину хату, мерзавцы… А возможно, это и к лучшему, столько проблем сразу снимается одной вспышкой спички! Это ж надо!..
Филя пробежал знакомыми тропками, миновав три усадьбы, и приблизился наконец к двору Леночки Усатовой. Мельком подумал: «Может, уже недолго…» – и улыбнулся. Потом он снял куртку, свернул аккуратно. Достал из кармана большую тряпку и вытер ею, насколько это было возможно, лицо и руки. Тряпка стала черной, а вот стало ли светлее лицо, он уверен не был.
Дошел до умывальника, укрепленного на гвозде под навесом, на летней кухне, и умылся, фыркая и разбрызгивая во все стороны воду. За спиной услышал голоса. Оглянулся, в нескольких сотнях метров, вдоль улицы, занималось зарево. Все правильно, огонь разгорается не сразу, зато потом его не остановишь. Крики усиливались. Можно было идти в дом и начинать доклад – со всеми вытекающими из него обстоятельствами…
Турецкий и женщины обеспокоенно поднялись из-за стола, когда он вошел. Танечка почему-то не спала, тоже, наверное, ждала дядю Филю. Но глаза были сонными.
– Ну? – настороженно спросил Турецкий.
– Выгляните в окно.
Александр Борисович кинулся к окну, а Лена с Таней выбежали на крыльцо и там застыли.
Между тем Филипп кинул на диван свернутую куртку Турецкого. Тот уставился на нее с изумлением, потом сделал шаг, нагнулся, хотел было уже взять в руки, но обернулся к Филе.
– Осторожно! – остановил Филипп. – Там любопытные «пальчики» на пистоли, надо понимать, документы и «мобила». Думаю, она нам сейчас понадобится. Только надень мои перчатки, а потом передай мне трубку.
– Ты что, снял ее с него, что ли?
– Извини, что штаны не стал снимать. Может, у него что-нибудь венерическое… Ты ж не станешь их дезинфицировать? Тем более что они уже горят синим пламенем…
– Ну, ты – артист!
– Все правильно, сам рассказывал про систему Станиславского, а я – ученик прилежный, тебе известно. Пойду за девочками…
Достав из сумки Агеева тонкие перчатки, Александр Борисович натянул их на руки и очистил карманы своей куртки.
Ну, пистолет – понятно. В пакет и – в сумку. Документы – пока туда же. Телефонная трубка. Дешевая. Он включил меню, пробежал и нашел… ха-ха! Без обозначения абонента, просто цифра «один». А номерочек-то записан знакомый! Что ж, здравствуй, уважаемый и драгоценный Алексей Кириллович! Вот и встретились. И других доказательств твоей высокой «профессиональной честности» больше и не требуется.
А что там Филя задумал с мобильником?
Вошел Филипп, обнимая за плечи девочку. На вопросительный взгляд Турецкого ответил:
– Слушайте, папаша, пожалуйста, выпивайте и закусывайте, пусть вас не волнуют эти глупости. Это горит не сажа, а полицейский участок, – и он поглядел с таким уморительным видом, что Турецкий расхохотался.
– А где Лена?
– Ша, папаша. Я попросил ее сбегать и посмотреть, как там горит. И не бегают ли призраки. Вроде не должны. Я постарался, чтоб было не больно.
– Ну, Филя… – Александр Борисович укоризненно покачал головой.
– Не надо, Саня, у меня к ним свой счет. Но я не варвар, я не люблю долго убивать. – Он увидел большие глаза Сани, показывающие на Танечку, которая внимательно слушала их. – Я говорю про рыбу, а ты про кого? Про курицу? Нет, кур я могу только в магазине покупать. Слушай, Танечка, а давай мы с тобой завтра, в самом деле купим курицу и сварим вкуснющую лапшу?
– Давай, – заулыбалась девочка.
– Вот и умница, а теперь – спать. Мама сейчас придет и посидит с тобой, пока мы с дядей Сашей поговорим, ладно?
– Ладно…
Похоже, подумал Турецкий, что с ней впервые говорят, как со взрослым человеком…
