Между тем Филя в тени под навесом, где стояла керосиновая плитка, на большой шипящей и скворчащей сковороде жарил солидные куски жирной ветчины с луком – по старому испытанному принципу: большому куску рот радуется. И вкусный запах разносился по всему двору и саду, глухо заросшему старыми фруктовыми деревьями и кустарником. Девочка собирала упавшие на землю яблоки, и Лена разрезала их на тонкие скибки и сушила – на зиму сладкое.
Летняя кухня была расположена удобно, со всех сторон ее закрывали заросли. Но Филиппу было понятно, почему они стараются находиться рядом: пахнет же, давно, наверное, подобного «пиршества» не было в доме. Таня принесла целое ведерко яблок, отдала матери, та продолжала резать, выбрасывая сердцевинки с семечками. Девочка подошла поближе, и Филипп, одной рукой переворачивая пластины мяса, другой погладил Таню и легонько прижал ее головку к себе.
– Знаешь, Танечка, – сказал негромко, – твой папа был очень хорошим человеком. И тебя сильно любил. И маму. Но пришли плохие люди и хотели, чтобы он совершил преступление. А он отказался, понимаешь? Как настоящий герой. За это они его и убили… Но, к сожалению, только он один знал этих гадов, знал их фамилии. Поэтому они испугались, что он расскажет про этих преступников участковому вашему. А он не испугался и рассказал. И тогда они убили Грибанова. А ведь у него тоже остались жена и двое ребятишек. Вот какие гады… Ах, если б мы могли узнать их фамилии, мы бы их обязательно поймали. Но твой папа никому не сказал, а где-то записал и эти записи спрятал. И вот теперь мы с дядей Сашей их ищем, но, наверное, напрасно. Потому и не знаем имена тех, кто его убил… А вот если б узнать?.. – Он снова мягко погладил головку. – Ну, ладно, что поделаешь… Сейчас кушать будешь. Я вкусно приготовил, иди, мой свои ручки… Леночка, сейчас я еще большой омлет закачу, хочу вас хорошо накормить, девочек одиноких… Сам бы убивал мерзавцев… – Он продолжительно вздохнул.
Неожиданно вернулась Таня с тетрадкой в руках. Протянула Филиппу.
– Вот, дядя Филя, мне папа положил и сказал, чтоб я никому не говорила. Но вам надо, да? Там – про гадов, да?
– Про них, – стараясь быть спокойным, ответил Филипп, осторожно взял тетрадку, раскрыл и тут же закрыл и отдал девочке: – Танюша, быстренько отнеси, пожалуйста, дяде Саше и скажи, что я очень прошу посмотреть, а то у меня мясо сгорит, – он печально улыбнулся. – А я потом тоже обязательно прочитаю. Кажется, это именно то самое, что нам и надо. Спасибо тебе, маленькая…
Таня убежала в дом, а Филя взглянул в глаза изумленной Лены и многозначительно развел руками.
– Господи, я ж ничего такого не знала… – растерянно протянула она. – А она… Знала ведь, и ни слова!.. Как такое понять?..
– И слава богу, что ты не знала… – убежденно ответил он. – Ты посмотри, какая она у тебя растет молодчина, Танечка твоя… Какой отличный будет человечек. Чем же вам помочь, девочки вы мои славные?..
Лена продолжала растерянно смотреть на него. На глазах ее навернулись слезы, и она, моргнув, попыталась избавиться от них, даже тряхнула головой. Лицо сморщилось, словно в горькой детской обиде. Смотреть спокойно на такое безнадежное, тихое и покорное горе было просто невозможно.
– Леночка, – тихо заговорил Филя. Он шагнул к ней, легко обнял ее голову и повернул лицо к себе, – не надо плакать, мы чего-нибудь обязательно придумаем. Не может быть, чтоб все время только плохо и плохо, не должно… Ох, сгорит! – он вернулся к сковороде, в последний раз перевернул роскошно поджаренную ветчину и снял сковороду, закрыв ее крышкой. – Давай быстро! – весело сказал ей, указывая на коробку с яйцами. – И миску глубокую… И пакет с молоком открой… Ле-ен! Очнись, милая… – и засмеялся, глядя, как она тыльными сторонами ладоней робко вытирает глаза. – Ничего, ничего, живем!.. Всем врагам на зло! Мы им всем еще покажем…
Когда они вернулись в дом, Филя – со сковородой, а Лена – с миской, полной красных сочных помидоров, Турецкий и Таня сидели за столом друг напротив друга, и Таня рассказывала, как папа попросил ее прятать тетрадку среди своих тетрадок и учебников и никому не показывать. Ее у нее должен был попросить доктор Иван Иванович. Ему отдать можно.
Но Свирский не попросил, скорее всего, по той причине, что Усатов не успел того вовремя предупредить. После смерти Грибанова записи становились смертельно опасными, а Свирскому Егор, видимо, верил. Кому ж еще? Но не мог он знать, что не успеет… Это просто счастливый случай, что Филиппу удалось найти ход к душе девочки, так бы и пропали записи.
Агеев это понял из нескольких реплик Турецкого.
– Но это то, что надо, Саня?
– Не представляешь, насколько то. Однако обсуждать здесь не будем. Очень опасная информация. Придется, Филя, срочно врубать компьютер и передавать домой. Нашим надо очень внимательно посмотреть. Славка – в курсе, он легко разберется…
– Предположения подтверждаются?
– Еще как! – Турецкий засмеялся. – Это… знаешь, как говорят? Недостающее звено. По идее, можно и заканчивать, ты был прав… Ну что, судя по ароматам, у тебя получилось неплохо!
– Мухтар постарался, – солидно подтвердил Филипп. – Убирайте со стола все лишнее и режьте хлеб!.. Леночка, где масло? Давайте, намазывайте, от души, а сверху, как положено, сыр! – И добавил со скромной и стыдливой ухмылкой: – С колбасой… И горчицей.
Александр Борисович рассмеялся по поводу такого «великолепного» вкуса. Он и сам поел бы в охотку, поскольку последние дни питался через пень-колоду: что было под руками, то и жевал. Но когда увидел, с какой непосредственной жадностью накинулись мать с дочерью на пышный омлет с сочными кусками поджаренной, румяной ветчины, как они истово макали надкусанные сочные помидоры в солонку и всхлипывали от обилия сока, ему кусок просто не полез в глотку. Посмотрел на Филиппа, и у того было такое же гнетущее настроение. Они переглянулись, покачали головами. Ай, как стыдно стало Турецкому, что не ему первому пришла в голову такая элементарная мысль: накормить страждущих женщину и девочку. А то ведь – все принципы да принципы, сплошные советы, а куска хлеба протянуть некому… «Куда ж это в нас девалось?!» Он снова взглянул в глаза Агееву, и тот понимающе изобразил на лице многозначительную мину. Об одном думали…
– Знаешь что, коллега? – Турецкий встал. – Я, пожалуй, пойду, вот только Зинаиде позвоню…
– А кушать? – испуганно вскинулась Лена, и даже Таня перестала есть.
– Да я не голодный, – он улыбнулся. – Филя шутит так, он – большой любитель. Мы ж позавтракали с ним. А до обеда еще время есть. Ты оставайся пока, позже созвонимся, идет?
– Я точно сейчас не нужен? – со скрытой надеждой спросил Агеев.
– Точно. Передать я и сам могу, не ты один такой умный.
– А я и не сомневаюсь, – Филя приободрился и подмигнул. – Но ты, если что… понимаешь?
– Ага, – сиплым голосом Армена Джигарханяна из мультика про собаку и волка, которые жили-были, ответил Турецкий, – ты тоже… если чего… это… заходи…
