Дусин дом все еще, казалось, хранил тепло хозяйки. Уют, порядок, чистота, даже пыль не успела покрыть блестящие поверхности стола и шкафа, а пыль здесь – это не то слово, – крупная, зернистая, песчаная, ясное дело – пески кругом, пыльные бури. Даже хлеб иной раз на зубах скрипит. А тут, в доме, – чисто, и запах каких-то степных трав, которые хозяйка развешивала по углам большой комнаты, – горьковатый, терпкий, даже немного тревожный – наверняка полынь или чабрец. Развлекаясь здесь в прошлый раз с Зиной, Турецкий меньше всего обращал внимание на запахи, царившие в доме, а теперь, в одиночестве, вдруг оценил. И подумал, как хорошо, что есть такие вот оазисы посреди бесконечной мерзости, предательств, крови и воровства. Гнусен мир, сделал он вывод и подумал, что сейчас самое время немного вздремнуть, чтобы избавить себя от ненужных эмоций и настроиться снова на рабочую тональность, прерванную его же собственными приключениями. Нет, Бог, конечно, милует его, значит, возможно, и есть еще за что, потому что ситуация чуть было не стала, что называется, критической, «крайней». Он бы сумел в конце концов выпутаться, постаравшись свести ситуацию к шутке, к веселому розыгрышу, «разрулить» ее, как выражаются теперь уже не только уголовники, но и политики. Ну, напрягся бы немного, уличив и генерала в неэтичном отношении к женщине. Тот бы прекрасно понял, что обострение отношений с Турецким ему самому в высшей степени невыгодно: могла бы разрушиться в одночасье выстроенная генералом пирамида «московских возможностей», а заодно и красивые планы дальнейшей фривольной жизни с Людмилой Васильевной за границей. Конечно, было чем рисковать, и, скорее всего, конфузная ситуация закончилась бы распитием бутылки и «дружеским замирением» – на время, разумеется.
Но мог бы, понимал Турецкий, случиться и другой финал: случайная машина на дороге или нападение хулиганов с ножами, найти которых, к сожалению, так и не удалось. И тогда осталось бы местной власти лишь одно: с глубоким прискорбием сообщить коллегам и семье покойного в Москве о безвременной кончине их горячо любимого и уважаемого… Вся Астрахань нынче скорбит!
Ладно, пока угроза «косой», если та уже успела приготовить орудие своей мести, миновала, но надо быть осторожнее. И необходимо сосредоточиться, потому что некоторые новые факты, выловленные Турецким из материалов следствия и обвинения, требовали тщательной перепроверки. Самая, что ни на есть, оперативная работа. Причем следовало иметь в виду, что контроль над его розысками с этого утра наверняка будет многократно усилен. И, значит, чтоб не подставлять свидетелей, а также убедить их в том, что показания не станут представлять для них опасность, придется действовать вдвойне осторожно и категорически не афишировать своего внимания к некоторым из них. Это в первую очередь касалось экспертов – судебно-медицинского, трудившегося в замотаевской районной клинике, и криминалиста – из районного отдела внутренних дел. Но если с первым можно будет попробовать состыковаться с помощью Зины, – у «медицины» свои внутренние взаимоотношения, – то со вторым, конечно, придется действовать посложнее и поосторожнее. Да и похитрее. Надо будет найти к эксперту-криминалисту тонкий подход, чтоб уговорить того сказать правду, поскольку в обоих обвинительных заключениях некоторые факты немного, почти незаметно, противоречили друг другу. Методом умолчания действовала прокуратура, полагая, что никто сравнивать заключения экспертов и делать выводы не захочет. А в них-то как раз – и решение проблемы. «Нашли, с кем в покер садиться!» – самодовольно подумал Александр Борисович, обнаруживший мелкий, почти незаметный подлог. Вот на нем-то и можно будет построить другой дом – истинной правды…
Зина, вопреки его опасениям, правда, в большей степени скорее вымышленным, нежели реальным, не заметила блуждающей на губах котячьей ухмылки или не придала ей значения. Она была просто рада видеть Санечку – живого, здорового и почему-то невредимого. Что она имела в виду, не разъяснила, но что-то ведь имела? Не надеясь на его телефонные звонки, она ежедневно делала крюки, чтобы пройти мимо дома подруги и узнать, есть ли там кто. Сегодня, в полдень, дверь была приоткрыта. С бьющимся от волнения сердцем она прошмыгнула в дом и увидела храпящего на кровати Турецкого.
Он как приехал, так с ходу и завалился на постель, не раздеваясь и не глядя по сторонам. И проснувшись от дверного стука и шагов, «продрал» глаза и ухмыльнулся. Нет, женщины всегда были в его жизни и радостью, и предметом особой «озабоченности», как говорят политики. И никогда это не кончится. Судьба, значит…
Разделив ее радость и мысленно поблагодарив Создателя, наградившего его твердостью характера и постоянной готовностью к свершению подвига, Александр Борисович подумал о том, что Зина появилась как раз вовремя. Следовало обсудить, каким образом ему, с ее, разумеется, помощью, войти в доверие патологоанатома Ивана Ивановича Свирского. Так было записано у него со слов Людки, далекой теперь, после здорового, пусть и недолгого утреннего сна, до такой степени, что Александр Борисович мог бы спокойно сказать себе, что она была в его жизни очень давно. Надо же, как, на самом-то деле, все в жизни относительно!
Зина воспылала желанием начать помогать немедленно. Свирского она знала достаточно хорошо, чтобы поговорить с ним в доверительной форме. Приходилось сталкиваться в нелегких медицинских случаях, когда надо было выяснять причины трагических результатов лечения. Типа той ошибки с определением диагноза у Васи, сына Калужкина. Сам доктор Усатов, видела Зина, был в таком состоянии, что мог запросто покончить с собой. И она ездила в Замотаевку, чтобы Иван Иванович подтвердил ей неверно установленный Егором Петровичем диагноз. А Усатов в тот же вечер напился, а потом, среди ночи, раздался роковой выстрел. В общем, несмотря на то, что последняя встреча у нее с патологом была более полугода назад, Зина была уверена, что доктор хорошо ее помнит, и вызвалась сразу же отправиться в Замотаевку. Вот только с транспортом… А на здравпункте можно повесить объявление, чтоб приходили завтра. Люди поймут…
Доктор Свирский оказался понятливым человеком, но он не желал ни себе, ни другим неприятностей, а что за ними дело не станет, Иван Иванович был уверен…
Зина проявила недюжинные способности, уговорив Свирского согласиться на встречу с сыщиком из Москвы. Сначала патолог категорически отказался вести какие-либо разговоры по поводу прошлогодних убийств в Ивановской, куда он выезжал с каретой «Скорой помощи» – другого транспорта для перевозки трупов в больнице не было. Лично для него, как заявил он с ходу, даже не став обсуждать тему беседы с москвичом, картина убийств была абсолютно понятной. Типичная «заказуха», нечего зря воздух сотрясать. Проще спросить у криминалиста Козла. Жорка, то есть Георгий Евстафьевич, работал на тех же трупах, и у него тоже сложилась вполне ясная, аналогичная картина. Они же обменивались соображениями.
Чем «взяла» Свирского Зина, Александр Борисович не знал. Может, тем, что заговорила о судьбе несправедливо обвиненного в многочисленных убийствах пожилого человека, у которого в один год погибли дочь и сын, о чем прекрасно знал Иван Иванович. А теперь несчастного отца выбрали «крайним» и навязали целых четыре убийства. Но один московский сыщик в чине милицейского генерала в отставке, находясь в станице в отпуске, заинтересовался этими обвинениями и сумел представить суду доказательства того, что обвинения против Калужкина были выдвинуты бездоказательные, и три убийства в ходе досудебного расследования были с него сняты. А теперь становится ясно, что и четвертое, то есть последнее, тоже совершено не им, но астраханские правоохранители цепко ухватились за честь своих мундиров, уже порядочно замаранных, и – ни в какую! Единственная возможность спасти человека от уже вынесенного ему сурового приговора, это доказать, что в обвинении по делу об убийстве Ивановского участкового уполномоченного, так же, как и в остальных случаях, были подтасованы факты. И это не ошибки экспертов, а сознательная позиция тех, кто поставил задачу «закрыть» неприятное для себя дело. И уж кому, как не Александру Борисовичу Турецкому, в недавнем прошлом «важняку» из Генеральной прокуратуры, работавшему в свое время бок о бок с самим великим Борисом Львовичем Градусом, было это заметить. Но сопротивление Астрахани слишком сильное, и без помощи настоящих специалистов, еще помнящих свою присягу, здесь дела не выиграть. Впрочем, Александр Борисович сейчас недалеко и готов встретиться в любом удобном уважаемому Ивану Ивановичу месте, чтобы не скомпрометировать его и не поставить под удар. Просто нужна умная консультация, даже без ссылки на источник информации.
