– Ну и ну! – подивился Демидов. – Он все режет прямо на клеенке. Фу, свинья! Он когда-нибудь подметает? – добавил Володя, потому что наступил на яичную скорлупу, и она захрустела у него под ногами. На полу валялись колбасные обрезки и шелуха от семечек.
– Давай сейчас снимем отпечатки пальцев и пошлем на экспертизу. Нужно, чтобы их сличили с отпечатками из квартиры Заботиной. Чтобы хоть знать, эти же люди навещали ее или нет.
– А посуду он не помыл, наверное, специально для нас, – хмыкнул Демидов и показал на жирные пятна на захватанных стаканах с остатками какой-то жидкости. – Решил облегчить нам работу.
Демидов пошел в туалет и через несколько секунд появился с комом туалетной бумаги.
– Приберусь на столе, – сказал он и с отвращением стал протирать стол. – Нужно же подготовить рабочее место.
Турецкий приступил к изучению отпечатков следов на полу. Когда все отпечатки сняли, Демидов приставил стремянку к антресолям.
– Саша, придется тебе залезать. А то она меня не выдержит.
Турецкий взобрался по стремянке и заглянул на антресоли.
– У него здесь все пылью заросло. Если что и брал, то только с краю.
– А что он мог там держать?
– Может, как раз сумку и доставал.
– Пойду в ванную, посмотрю в бельевую корзину, если она у него, конечно, есть. Такой тип может белье прямо с порога швырять в ванную.
– Хочешь посмотреть, не оставил ли он что-нибудь со следами крови?
– Ага… – пробурчал Володя и потопал в ванную.
– Ну и свинья! – послышался оттуда его голос.
– Что там?
– Мерзость запустения, – крикнул Демидов. – И как он моется в такой ванне? Похоже, он в ней чистит обувь.
Володя чем-то гремел, ворчал, потом появился с одеждой, которую с отвращением держал в вытянутых руках.
– Смотри, на рубашке следы крови, и на джинсах пятна. По-моему, тоже кровь.
– Обойдем соседей, потом поедем к экспертам, – скомандовал Турецкий, закрывая чемоданчик с препаратами. – Узнаем, кто отметился у Клесова и чья кровь на его одежде.
– Известно чья. Любимой бабушки.
Володя сложил одежду в пакет, и они пошли к выходу.
Выйдя на улицу, Демидов вдохнул полной грудью свежий воздух и с наслаждением произнес:
– Как же хорошо! Когда выбираешься из такого свинарника, начинаешь ценить скромные прелести окружающей жизни.
– Клади вещдоки в багажник. Надо еще по соседям походить, узнать, с кем водил дружбу Клесов.
Они еще минут сорок ходили по соседям, но информацию получили мизерную. Его мало кто знал из соседей, и никто не запомнил лица тех, с кем проводил время Клесов. В один голос соседи твердили, что опасались Клесова из-за его криминального прошлого. Похоже, и компанию он подобрал соответственно своим запросам. В четвертом подъезде из квартиры на первом этаже на их звонок вышла женщина таких габаритов, что даже Демидов – могучий мужчина – обалдел. Она была шире его едва ли не вдвое. Сыщики представились, и женщина, окинув их цепким взглядом, впустила в свою квартиру.
– А как вас звать-величать? – вежливо поинтересовался Турецкий.
– Мария Григорьевна я.
Женщина пригласила пройти в комнату.
– Давно уже хотела сообщить о Клесове и его дружке, – сказала она, грузно опускаясь на диван. – Но ходить мне тяжело, я даже в магазины не выхожу. Мне женщина из социальной службы носит продукты.
– А что вам известно о Клесове?
– Сначала я вам о своем соседе расскажу, с третьего этажа. Я люблю начинать с подробностей. Так вот, он тоже тот еще типчик. Нигде не работает, на что живет – непонятно. Думаю, приворовывает. Или торгует краденым. К нему какие-то подозрительные люди ходят.
– Раз вы любите начинать с подробностей, слушаем вас внимательно. Любые детали нам и нужны, и важны.
– Окно моей кухни рядом с дверью подъезда. Так что я вижу всех, кто подходит к двери. У нас подъезд приличный, все жильцы работают. Я здесь уже двадцать восемь лет живу, со всеми здороваюсь. Только этот Гринев – всегда хмурый, как сыч.
– Кто такой Гринев?
– Ну этот, с третьего этажа. Сроду не поздоровается, глазами зыркает, как бандюга. Что-то приносит домой, иногда приходит с каким-то мужиком. Потом тот от него что-то уносит. Как думаете, что? – уставилась она немигающим взглядом на сыщиков. И сама же ответила: – Известно что, ворованное.
– А почему вы о своих подозрениях не сообщили в милицию? Ведь можно было бы и позвонить.
– Чтобы они меня записали в свидетели? А Гринев тогда меня убил?
– А почему вы решили, что он убийца?
– Не знаю… – неохотно ответила женщина. – Но только к нему частенько приходит Клесов. А он же уголовник! И они частенько стоят у подъезда, курят.
Женщина презрительно скривила лицо.
– Дышат воздухом, понимаете?
– Нет, – честно признался Турецкий.
– Ну, они так говорят. Подходят к подъезду и говорят: «Давай подышим воздухом». А сами курят и разговаривают. У меня форточка всегда открыта, и я слышала обрывки их разговоров.
– И что ж они говорили?
– Клесов жаловался Гриневу, что его старики зажились. Родители, что ли?
– Не помните, в каких выражениях он говорил о стариках?
– Как-то сказал: «Таскаю ему продукты, готовлю, а он жрет, как будто в последний раз. Сам на деньгах сидит, а мне хрена». А этот Гринев ему в ответ: «А ты чего ждешь? Сам возьми». Про старуху – это его мать, наверное. Потому что говорил, у нее какой-то хахаль. А она, дескать, у хахаля какие-то документы держит. А Гринев ему: «Надо забрать». Ну, в общем, все надо у стариков забрать. А ты сам заработал? – у женщины от возбуждения раскраснелись щеки. – Кстати, мне из окна и подъезд Клесова видно. Его ж дом напротив. Так что они то здесь околачиваются, то к Клесову ходят. И там соседям от них покоя нет, и здесь. Как напьются, горланят, спать не дают. К ним еще дружки приходят, все соседи от них стонут.
– С Гриневым мы разберемся. А с кем еще общался Клесов, видели?
– Ну, тоже с тем мужиком, который приходил к Гриневу. Который с сумками. Они все втроем хороводятся. Но того я не знаю. В лицо бы узнала, а как зовут или фамилия – черт его знает.
– А описать можете?
– Попробую… Высокий, ну как вы, – показала она пальцем на Турецкого. – Волосы черные, стрижка обычная, глаза узкие.
– Монголоидного типа?
– Нет, он не монгол. И не китаец. Он русский, просто брюнет с хитрыми глазами. Но лицо обычное. Уголовное. Губы… толстые у него губы. Кадык такой торчит здоровый, он еще сглатывает, как будто давится.
