– Помолчите, Казанова. Помолчите и послушайте. Вы получили медальон вполне законно, я с этим не спорю. Я только хочу предупредить вас, что с ним связаны некоторые правила и законы, за соблюдением которых следят высшие силы.
– Какие еще правила?
– Помолчите, я сказал! Во-первых, вам известно одно из свойств медальона. Он приносит удивительный успех у особ прекрасного пола. Даже Виола, как я успел заметить, смотрела на вас весьма благосклонно, а она не из тех, кто открывает свое сердце первому встречному. Но этим не исчерпываются свойства медальона…
Господин Инкогнито сделал паузу, и мне отчего-то стало холодно, хотя совсем рядом со мной в камине жарко пылал целый воз дров.
– Так вот, господин Казанова, вы должны знать, что отныне ваша судьба и сама ваша жизнь неразрывно связаны с медальоном, и если вы лишитесь медальона – вы лишитесь и жизни.
– Так вот почему погиб Строцци, как только утратил медальон!
– Совершенно верно.
Вот отчего он был тогда в таком отчаянии! Проиграв медальон, он проиграл свою жизнь… но вольно ж ему было ставить его на кон!
Тут в голову мне пришла еще одна мысль.
– Однако… – начал я неуверенно, – вы говорите, что моя жизнь связана с этим медальоном. Однако он принадлежит не только мне. Мы договорились с падуанским дворянином…
– Глупости! – собеседник отмахнулся от моих слов, как от назойливой мухи. – У медальона может быть только один владелец, как у человека может быть только одна душа, только одна жизнь.
– Но как же…
– А вот так! – резко оборвал он меня. – Я вам сказал – все прочее меня уже не касается.
– Но я…
– Вздор! – господин Инкогнито приподнялся в кресле, сурово взглянул на меня, и вдруг в руке его оказался короткий кинжал. Я тоже привстал и потянулся за своей шпагой, но он молниеносно полоснул меня по руке крестообразным движением – и тут же в глазах у меня потемнело, и я провалился в бездонную темноту.
Очнулся я в той же траттории, за тем же столом. Передо мной стоял недопитый кувшин вина.
Что же было со мной?
Привиделся ли мне господин Инкогнито, померещился ли мне разговор с ним?
Я почувствовал боль в своей левой руке, взглянул на запястье – и увидел там крестообразный порез. Порез этот уже не кровоточил, словно успел зажить – но я уверен, что еще нынче утром его не было…
Значит, это был не сон, не видение… но тогда…
Додумать эту мысль до конца мне помешал оборванец самого нелепого вида, подошедший к моему столу. На нем был разодранный камзол явно с чужого плеча, стоптанные сапоги, рваная шляпа с широкими полями и воткнутым за тулью вороньим пером. На поясе у него болталась немыслимых размеров шпага, довершали облик лихо закрученные усы и грязная повязка, закрывающая один глаз.
– Вы позволите присесть за ваш стол, милорд? – обратился ко мне этот уникум с нарочитой учтивостью. – Я вижу, что вы пьете свое вино в одиночестве, а это непорядок!
– Проваливай, бездельник! – ответил я довольно грубо. – Меня вполне устраивает собственная компания.
Он, однако, оставил мои слова без внимания и уселся напротив меня за стол.
– У вас превосходное вино! – проговорил он с видом знатока и тотчас же наполнил из моего кувшина собственный бокал. – Ваше здоровье, сударь!
– Кажется, я не приглашал вас за свой стол и не предлагал вам вино, – процедил я неприязненно. – Раз уж вы налили – пейте, но потом проваливайте. Мне не нравится ваша компания.
– Ах, какой вы мрачный, сударь! – воскликнул он, потягивая мое вино. – Человек, который может позволить себе пить такой божественный нектар, должен быть более жизнерадостным.
– Кажется, я сказал вам, что не намерен с вами беседовать.
– Знаете что, сударь? – проговорил он, перегнувшись через стол. – Ваше счастье, что вы угостили меня таким отличным вином: иначе я счел бы себя оскорбленным, а кто оскорбил Джакомо Одноглазого – долго не живет. Вы видели мою шпагу? Если выложить в ряд всех, кого я этой шпагой отправил к праотцам – они займут всю улицу отсюда до церкви Святого Иеронима!
Произнеся эти слова, он самодовольно подкрутил усы и ухмыльнулся:
– Но вы, сударь, можете меня не опасаться: я пью ваше вино, а значит – я ваш друг. И как друг, я желаю помочь вам в вашем горе.
– В моем горе? О чем это ты говоришь? У меня все прекрасно!
– Э, нет, сударь, – он погрозил мне пальцем, – Джакомо Одноглазого не обманешь! Вы сидите и пьете вино в одиночестве, значит, вы заливаете этим вином какое-то горе. И Джакомо, как настоящий друг, поможет вам в этом горе за умеренную плату.
– Вот оно как! – я усмехнулся, услышав про плату. – Как же ты можешь мне помочь?
– Это зависит от того, какого рода ваше горе, – продолжил оборванец, понизив голос. – Если вас бросила красотка – я могу познакомить вас с дюжиной других. У меня есть итальянки и гречанки, кокетливые француженки и страстные турчанки, есть рослые белокожие немки и даже одна эфиопка, черная, как ночь… если вас привлекают мальчики – это тоже не проблема…
Его развязная наглость несколько развеселила меня и отвлекла от дурных мыслей. Усмехнувшись, я сказал:
– Ну уж нет, дружище, красоток я не покупаю – они сами слетаются ко мне, как мухи на мед!
– Вот и славно, милорд! Тогда, значит, несчастье ваше другого сорта? Может быть, вас замучили кредиторы, а старый скряга-родственник не желает помереть, оставив вам наследство? Для такого горя у меня тоже есть подходящее лекарство: я знаю аптекаря, который составляет чудесные капли для слишком зажившихся родственников. Накапаешь дедушке в вино – и станешь богаче на тысячу-другую цехинов…
– Не болтай лишнего! – прикрикнул я на наглеца. – Не ровен час, тебя кто-нибудь услышит, и хозяин траттории кликнет стражников!
– Ерунда, милорд, здешний хозяин – мой лучший друг!
– Кроме того, у меня нет никаких родственников, тем более богатых, так что твои капли мне без надобности.
– Ну, если вам не нужны капли – может быть, вам понадобится моя шпага? Может быть, вас обидел какой-то негодяй, а вызвать его на бой вам не позволяет ваша… набожность? Тогда Джакомо Одноглазый рад будет вам помочь. Я встречу вашего недруга в темном переулке – и ему придется пожалеть о своем подлом поступке. Впрочем, жалеть он будет недолго…
Видимо, в моих глазах что-то промелькнуло, потому что оборванец вцепился в мое плечо, как клещ, и зашептал:
– Я вижу, что угадал! Назовите имя – и можете считать, что вашего недруга уже нет на этом свете! И обойдется это вам совсем недорого – каких-нибудь десять цехинов!
