Книга Зимняя сказка, страница 127. Автор книги Марк Хелприн

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Зимняя сказка»

Cтраница 127

– Да, вздумал! – завизжал Крейг Бинки, потрясая кулаками. – Уж больно много ты о себе возомнил!

На экране появилась надпись: «Иди ты!»

– Только попробуй выписать счет! – закричал Крейг Бинки и выбежал из машинного зала.

Компьютер затребовал номера всех финансовых документов по основным капиталовложениям Крейга Бинки, и, не успел еще тот выйти за дверь, как официальный запрос был заполнен, судебное решение вынесено, счета заморожены, страховые взносы уплачены, штрафные санкции применены, а сводки отчета разосланы в редакции всех ведущих газет, за исключением «Гоуст».

– Проклятый всезнайка! – сказал Крейг Бинки, усаживаясь в машину вместе с Алерту и Скруту.

Джексон Мид по-прежнему оставался для него полнейшей загадкой. Он не знал даже того, что было ведомо Абисмилле.

Абисмилле? Совершенно верно. Абисмилле.


Абисмилла отличался от всех прочих Божьих творений полным отсутствием любых сколько-нибудь привлекательных черт. Чем старше он становился, тем отчетливее проявлялась в нем эта странная особенность. Хотя болотные жители и терпели его (единственным высланным ими человеком стал Питер Лейк, который, впрочем, никогда и не принадлежал к их числу), они втайне надеялись на то, что рано или поздно он умрет (причиной его гибели мог стать налет индейцев, тухлый моллюск или, скажем, шторм).

В детстве он до смерти перепугал родную мать. Поскольку ни одна из женщин, живших на болоте, не пожелала кормить его грудью, его молочной матерью стала слепая коза. Он так и не выучился говорить и мог издавать лишь нечленораздельные звуки, рычать и рыгать, однако, подобно перебравшему лишку сенатору, он мог издавать эти звуки часами. Когда другие печалились, Абисмилла ликовал, когда другие радовались, Абисмилла тосковал и лил горькие слезы. Один его глаз смотрел куда-то в сторону, второй – куда-то вверх. Для того чтобы получше рассмотреть какой-нибудь предмет, ему приходилось крутить своей нестриженой и нечесаной головой. Он сбивал с ног не только стариков и детей, но и взрослых крепких мужчин и проливал наземь большую часть содержимого своей миски.

Если прочие болотные жители мылись достаточно редко, то Абисмилла не мылся вообще, отчего тело его было постоянно покрыто зловонными незаживающими язвами.

Всем казалось, что подобная жизнь быстро сведет его в могилу, однако Абисмилла в отличие от своих куда более развитых и здоровых соплеменников и не думал умирать. Он очень любил бабочек и считал себя чем-то вроде гусеницы, которая вот-вот должна была сбросить с себя безобразное обличье и превратиться в любимое всеми яркое и грациозное создание. Год проходил за годом, а он оставался все той же страшной гусеницей. Тем не менее уверенность в неизбежности чудесного преображения крепла в его душе год от года и давала ему силы жить. Все его соплеменники давно умерли, а он все жил и жил в ожидании своего часа.

За прошедшие десятилетия болото изменилось до неузнаваемости. Периоды упадка, процветания и войны, которые принято именовать историей, привели к бурному развитию гавани и к постепенной деградации болота, от которого в конечном итоге зависела жизнь его обитателей. В годы экономического бума оно стало застраиваться заводами и портовыми сооружениями, отчего почва его тут же лишилась своего былого плодородия, обратившись в подобие асфальта или камня. В периоды депрессии власти пригоняли сюда тысячи рабочих, которые занимались расчисткой и засыпкой последних проток и заводей. Во время войны на некогда зыбучих берегах стали вырастать верфи, грузовые терминалы и вещевые склады. Сердце болота пронзили стрелы отходивших от Пуласки-Скайвей автострад, а сотни самолетов-амфибий и геликоптеров лишили болото былого покоя. Ставшие ядовитыми воды подернулись радужной пленкой. Полсотни нефтеперегонных и химических заводов наполнили воздух миазмами, обратившими дыхание в непрестанный подвиг. Даже облачная стена предпочитала держаться теперь на приличном расстоянии от берега.

Кого-то убили полицейские, кого-то изрубили ходовые винты прогулочных теплоходов, кто-то погиб на дороге. Чем больше строилось нефтеочистительных заводов, тем более уродливыми становились рождавшиеся у обитателей болота дети, которые в отличие от Абисмиллы не обладали особой живучестью. Через какое-то время в живых остались только Хампстон Джон, Абисмилла и молодой человек по имени Буджан. После того как Хампстон Джон умер от приступа лихорадки, а провалившегося под лед Буджана унесло в море, Абисмилла остался на болоте в полном одиночестве.

Абисмилла продолжал жить в своей старой хижине, однако после того, как охотники на уток и зайцев стали использовать ее в качестве главного укрытия, об этом уже не приходилось и мечтать, поскольку они не считали его за человека и в любой момент могли взять и подстрелить. Ему не оставалось ничего иного, как только переселиться в сырую нору мускусных крыс, покинувших ее после того, как вода подернулась радужной пленкой. Она отличалась от могилы только тем, что имела вход.

По ночам он выбирался из своего логовища и начинал рыскать по округе в поисках еды. Он питался пропахшими соляркой и бензином молодыми стеблями камыша, улитками, моллюсками и маленькими рыбешками, попадавшими в его истлевшие от времени сети. Порой ему удавалось поймать какую-нибудь перелетную птицу, опрометчиво избравшую болото местом ночлега.

Некогда рост его составлял семь футов, а вес триста фунтов, однако к началу третьего тысячелетия он усох так, что стал весить всего сто фунтов при росте в пять футов. Двадцать лет, проведенные им в норе, изменили его до неузнаваемости.

Совершенно неожиданно у него исправилось зрение, после чего он открыл для себя еще одно измерение этого мира, казавшегося ему прежде плоским. Следствием скудной диеты стало полное исчезновение всех его язв, гнойников и нарывов. После того как скипидар и керосин смыли с его волос всю грязь (помимо прочего, они убили и всех вшей), они стали шелковистыми и белыми как снег. Мягкими и пушистыми стали и его одежды, сшитые из овечьей шерсти и шкур пекари.

Старый и вечно голодный Абисмилла понимал, что время его жизни подходит к концу. Подобно стареющим животным, он мог подолгу стоять на одном месте, глядя на игру света и прислушиваясь к шуму ветра. Зимой он безмолвно следил за тем, как снежинки заметают вход в его нору, и радовался не только каждому солнечному лучику, но и диким завываниям снежной бури. Каждый самолет, пролетавший над болотом, казался ему небесным вестником, приглашавшим в далекий путь.

Он постепенно терял силы и в скором времени мог исхудать уже настолько, что даже легкий ветерок сумел бы унести его куда-нибудь в Полинезию, однако в последний момент ему все-таки пришлось покинуть свое прибежище.

В сказаниях обитателей болота последние дни этого мира изображались очень трудными, но совсем не страшными. В Тринадцатой песне называлась и верная примета последних времен. «Тогда надо льдами радуга твердая взмоет и заблистает огнями». Наблюдая целыми днями и ночами за рабочими, трудившимися над сооружением быков и контрфорсов этой странной радуги, Абисмилла воочию видел исполнение древнего пророчества. Он хорошо помнил Тринадцатую песнь и знал, что последует вслед за возведением радуги.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация