– Эка, спохватилась! – Дворничиха перекрыла воду и подошла поближе с явным намерением поговорить. – Им, то есть «гиене» этой, больше никто не требуется, и долго не потребуется!
Она сделала вид, что снова собирается приступить к тщательной поливке растений, но великий режиссер Станиславский наверняка сказал бы: «Не верю!».
– Почему не потребуется? – не сдавалась я, чувствуя, что она ждет от меня расспросов.
– Потому и не потребуется, что неприятности у них большущие! Просто агромадные! Хозяйка-то, Римма, значит, Васильевна, вообще сейчас на даче…
– На даче? – На этот раз я и вправду была удивлена. – Цветы, что ли, разводит? Так это же очень приятно, а вы говорите – неприятности… какие же это неприятности!
Я невольно вспомнила розы, которые разводила на собственном участке – давным-давно, в другой жизни, когда у меня был муж и загородный дом с чудесным садом. И розы, как они там сейчас без меня, бедные…
– Какие цветы! – Дворничиха посмотрела на меня как на ненормальную. – На даче показаний она, у прокурора! Под следствием Римма Васильевна!
– Под следствием?! – Я сделала стойку, как охотничья собака, почуявшая свежую дичь. – А что же она такое натворила? Убила, что ли, кого?
– Типун тебе на язык! – отмахнулась дворничиха. – Зачем убила-то? Она, Римма, по другой части, за махинации ее посадили!
Дворничиха подошла еще ближе ко мне и продолжила, доверительно понизив голос:
– Она, значит, всякими товарами медицинскими торговала, так?
– Так, – согласилась я, на всякий случай взглянув на вывеску. – Вот же, именно так и написано…
– Написано-то оно верно, – продолжила тетка. – Только эти самые товары у нее были левые!
– Краденые, что ли?
– Не то, чтобы краденые, – дворничиха запнулась, прежде чем произнести сложное слово, – гуму… гуманитарные! Поступали они, значит, бесплатно от всяких там… спонсоров для разных больниц и детских учреждений. Начальник, который этим делом ведал, отправлял их вместо больниц на склад, а потом, когда у них срок годности кончался, продавал задешево Римме Васильевне. Ну а она их уже за большие деньги перепродавала и с тем начальником делилась. Теперь вместе с ним под следствием, только срок им пополам не поделят, наоборот – за соучастие больше дадут…
– Ну надо же! – Я постаралась показать свою заинтересованность. – А вы-то как про это узнали?
– Как узнала? Ты, девушка, имей в виду: дворник знает все! Мимо нас ни одна муха не пролетит без документов! Кто к кому ходит, кто с кем гуляет, кто записанный, а кто так… у этой-то, у Риммы, через что все раскрылось?
– Через что?
– Так через полюбовника! Полюбовник ее заложил, он же шофер! Олегом зовут!
– Да что вы говорите?! – На этот раз я действительно очень заинтересовалась, потому что про Олега Люба упоминала. Он играл в ее истории, можно сказать, ключевую роль.
– Точно тебе говорю! Римма-то, она ему совсем житья не давала, ревновала к каждой собаке. Ну, он терпел-терпел, ради денег-то, а потом, видно, надоело, и решил от нее избавиться. А Римма, она такая – кремень-баба, у нее не забалуешь! Шаг влево, шаг вправо – голову оторвет! Ну, так он ее и заложил, чтобы ей уж не до него было…
– Ну, надо же! – воскликнула я с интересом. – Какая история! Через любовь женщина пострадала!
– Ага, через любовь! – Дворничиха пригорюнилась. – Мы, бабы, завсегда через любовь страдаем! Только этот-то, полюбовник ее, тоже ничего не выиграл. Думал, Римму засадит, а сам будет как сыр в масле кататься. Уже собрался со Светкой из шестнадцатой квартиры на Канары. Да не тут-то было! Римма на него со зла тоже много чего навешала: что он ей не только полюбовник, но и сообщник. Вроде он отмазался, а только все равно, пока следствие идет, дал подписку о невыезде, так что не то что на Канары – к бабке в деревню выехать не может! И на работу никуда его не берут…
– Да что вы? Шофером-то?
– Шофером-то, может, и взяли бы, да он-то к другому привык! А про него теперь все знают, как он со своей хозяйкой обошелся, так что никто его не хочет брать…
Дворничиха еще что-то говорила, но я уже слушала ее вполуха, обдумывая результаты своей разведки.
Если все, что рассказала мне осведомленная дворничиха, – правда (а у меня нет причин ей не верить), если Римма Васильевна сейчас находится под следствием, да еще по вине своего любовника – ей уж точно сейчас не до Любы.
Она про нее сейчас и думать забыла, не то что устраивать бесконечные покушения на ее жизнь! У нее самой сейчас заботы куда более серьезные, чем месть незадачливой парикмахерше! Так что можно вычеркнуть Римму из списка подозреваемых…
Список этот и без того был очень коротким, а теперь в нем осталось всего одно имя – Алиса.
Я заглянула в листок, где был записан адрес Алисы.
Судя по адресу, она жила совсем недалеко, тоже на Петроградской стороне, так что я даже не стала брать машину, а за пять минут дошла пешком.
И остановилась, залюбовавшись домом, где обитала Алиса.
Дом был пятиэтажный, новый, но замечательно красивый: выдержанный в стиле модерн, облицованный полированным гранитом, с чудесными балкончиками и окнами. Окна эти, как свойственно модерну, почти не повторялись: круглые и овальные, квадратные и прямоугольные, и совсем удивительной формы, напоминающие лист лотоса. В общем, архитектор приложил массу старания и проявил удивительную фантазию, зато дом прекрасно вписался в историческое окружение.
Само собой, квартиры в этом доме стоили очень дорого.
Перед ним стояли соответствующие машины – новенькие «Мерседесы», «Лексусы», «Инфинити», «Ягуары» и даже один ярко-желтый «Корвет».
Само собой, над подъездом имелась видеокамера.
Я пригорюнилась: войти к Алисе будет далеко не так просто, как я надеялась.
Однако решила не опускать руки раньше времени, подошла к подъезду и нажала кнопку с номером квартиры.
– Вы к кому? – осведомился строгий голос в динамике.
– К Алисе… – начала я, собираясь наплести какую-нибудь уважительную причину своего визита.
Однако это не понадобилось: замок приветливо щелкнул, и дверь открылась.
Удивляясь легкости, с какой я проникла в эту цитадель современной буржуазии, я прошла к лифту и поднялась на третий этаж.
Остановившись перед нужной дверью, собралась нажать на звонок, но дверь сама распахнулась, и на лестницу вылетела женщина лет сорока с лицом, покрытым от волнения красными пятнами. Одета она была дорого и безвкусно, тщательно подкрашенные волосы растрепались. Незнакомка чуть не налетела на меня, с трудом избежала столкновения и устремилась к лифту, восклицая что-то странное:
– Ну, ты меня еще попомнишь! Ты еще пожалеешь! Ты еще кровавыми слезами обольешься!
