С этими словами я нарочито презрительно оглядела ее платье и хмыкнула при виде замазанной щеки. Сквозь тональный крем явственно просматривался синяк.
Алина покраснела под моим взглядом, губы ее задрожали, она юркнула за дверь. Наверно, при виде меня она решила, что Ладыгин беседует приватно с моим шефом, тамбовским уголовным авторитетом. Сама не знаю, с чего я к ней прицепилась, зачем отправила прочь. Что-то мне подсказывало, что ничего важного из их с Ладыгиным разговора я не услышу, Алина – не того полета птица.
Я прошла по коридору десяток метров, свернула и оказалась в небольшом уютном холле.
Здесь стояли вдоль стен низкие кожаные диванчики, над ними горели такие же синие бра, как в коридоре, но я заметила все это только машинально, боковым зрением.
Потому что посредине холла находилось нечто куда более важное.
На голубоватом ковровом покрытии лежал навзничь мужчина.
Он был мертв.
Об этом говорило все – широко открытые глаза, неподвижно уставившиеся в потолок, рот, перекошенный мучительной судорогой, неестественно подогнутая нога в дорогом ботинке, но в первую очередь – огромное кровавое пятно, расплывающееся под ним по голубому ковролину…
В первое мгновение я осознала только этот факт – что на полу передо мной лежит мертвый мужчина.
Но уже в следующий миг до меня дошли еще три не менее важных факта: во-первых, что это не просто какой-то посторонний мертвый мужчина, а Алексей Иванович Ладыгин, глава и владелец фирмы «Электроленд» и отец Ольги.
Во-вторых, что он не просто мертв, а убит. Об этом со всей несомненностью говорило уже упомянутое пятно крови, увеличивающееся у меня на глазах.
И в-третьих – что я в этой комнате не одна.
В полушаге от трупа стояла молодая женщина с искаженным от ужаса лицом.
А еще секундой позже я ее узнала.
То есть я с нею никогда прежде не встречалась, не видела ее, так сказать, вживую. Зато очень хорошо помнила ее многочисленные фотографии.
Потому что передо мной стояла Татьяна Окунева.
Та самая Татьяна, которую мы с Василием Макаровичем разыскивали по поручению ее родной тетки. Объект нашего расследования.
Надо сказать, оделась она не для праздничной вечеринки – простые джинсы, сапоги, довольно заношенный свитерок. Волосы толком не причесаны, даже глаза не накрашены. Интересно знать, как она сюда попала? И где пропадала эти два дня, с тех пор, как убежала с дачи Пети Упыря?
Татьяна подняла полные ужаса глаза, заметила меня и проговорила, с трудом разлепив губы:
– Это… это не я… это не я его… когда я вошла, он уже был мертв… уже мертв…
– Татьяна?! – произнесла я вполголоса, чтобы отбросить последние сомнения. – Татьяна Окунева?
И тут с ней произошло что-то странное: Татьяна вскрикнула, как будто увидела привидение, отскочила от меня, как от зачумленной, и бросилась в дальний конец комнаты, к невысокой двери, которую я сначала не заметила.
– Татьяна, стой! – крикнула я, бросившись следом за ней. – Стой! Я тебе не враг! Нам нужно выяснить все! Таня, подожди, нам нужно поговорить!
Однако мой голос, казалось, еще больше напугал ее. Она рывком распахнула дверь, юркнула в нее и захлопнула перед самым моим носом. Я дернула дверь на себя – но не смогла открыть: Татьяна в одну секунду ухитрилась закрыть ее на замок, или же он сработал самостоятельно…
Я отступила от двери, обдумывая следующий шаг – и в это время услышала в коридоре, по которому только что пришла, приближающиеся голоса и шаги.
И тут до меня дошел весь ужас собственного положения.
Если меня сейчас застанут здесь, один на один с трупом Алексея Ивановича, мне будет трудно, да что там – просто невозможно оправдаться! Я окажусь самой подходящей, нет – единственной подозреваемой в его убийстве!
Для этого достаточно уже того, что меня найдут над еще не остывшим трупом. Но затем начнется разбирательство, и тут выяснится, что я проникла на этот корпоратив обманом, по краденому приглашению – и уж тут мне точно придет конец…
Я заметалась по пустому холлу, как затравленное животное, пробежала мимо тела Ладыгина, едва не вляпалась в лужу темной крови, которая буквально на моих глазах становилась все больше, уже ковролин не успевал впитывать, споткнулась обо что-то и с размаху растянулась на полу.
И, наверное, на несколько секунд потеряла сознание. А когда очнулась, то увидела рядом со своей щекой на голубом ковролине маленькую блестящую штучку.
Осторожно взяв ее в руки, я поняла, что штучка несомненно золотая. Это была витая филигранная пластинка неправильной формы, размером примерно с обычный металлический рубль. На ней были всевозможные узоры, которые в середине пластинки складывались в стилизованную букву «Т».
«Т» – значит Татьяна.
То есть это она, Татьяна Окунева, потеряла здесь эту золотую штуку. Приглядевшись, я заметила с одной стороны петельку. Все ясно, это кулончик. Вот только я не заметила на Тане никакой золотой цепочки, не так она была одета…
Я прислушалась к шагам многих людей, которые раздавались уже совсем близко, и тут увидела еще одну дверь, которую не заметила прежде. Из лежачего положения она была более заметна.
То есть вполне понятно, почему я ее не заметила, – она была почти с той же стороны, что коридор, по которому я пришла, поэтому в первый момент оказалась за моей спиной.
Выбирать было некогда, шаги и голоса в коридоре неумолимо приближались, и я, не раздумывая, бросилась в спасительную дверь, за которой оказалась почти полная темнота…
Пробежав несколько шагов, ничего не видя перед собой, я вдруг налетела на какого-то человека.
Он схватил меня за плечи, крепко сжал и проговорил вполголоса:
– Вот мы и встретились!
Меня забила крупная дрожь.
Закусив губу, чтобы не закричать от ужаса, я попыталась вырваться из сильных рук незнакомца, но он держал меня крепко, как клещами, и что-то тихо говорил.
– Отпустите… отпустите меня! – взмолилась я, чувствуя, что еще немного – и я просто потеряю сознание от всего этого бесконечного ужаса. – Отпустите… кто вы?! Кто вы?!
– Да ты что, тезка, не узнала меня, что ли? – прошептал он в самое мое ухо.
И я с неимоверным облегчением поняла, что незнакомец, на которого я наткнулась в темноте, – это мой наставник и непосредственный руководитель дядя Вася…
Я обмякла, как тряпка, и, конечно, упала бы на пол, если бы Василий Макарович меня не поддержал. Так у меня проявился стресс – от ужаса, только что пережитого возле трупа Ладыгина, и от неожиданной встречи в темноте…
Вот так всегда – в трудную минуту я могу собраться, но как только непосредственная опасность минует, у меня начинается самый настоящий отходняк.
