Из другой палаты донесся призывный голос больного, сестра подхватилась и скрылась за дверью.
Станислав Николаевич повернулся к окну.
Он сделал это очень своевременно: возле больничных ворот появились два человеческих силуэта. Один – крупный, высокий и толстый, второй – маленький и щуплый, похожий на подростка.
– Ну вот и пожаловали, – удовлетворенно пробормотал Слон, плотнее припадая к окну.
Щуплый поднял голову, подозрительно оглядев больничные окна. Казалось, он почувствовал на себе чей-то взгляд. Слон опасливо отстранился, хотя и знал, что снаружи его невозможно увидеть в темной комнате.
Двое медленно, крадучись пересекали больничный двор.
Если до сих пор у Хоботова и были какие-то сомнения, то теперь от них не осталось и следа: это были не сотрудники больницы, идущие на ночную смену, не поздние посетители. Это были уголовники, люди Холодильника, которые пришли сюда забрать то, что якобы спрятал Борис Минский.
Значит, Слон не ошибся, не зря подозревал одного из своих самых доверенных людей. Один из них – предатель, продавшийся Холодильнику. Теперь осталось выяснить который.
Двое прошли половину больничного двора, поравнялись с трансформаторной будкой и вдруг быстро свернули с дорожки, нырнули в ее густую тень… Значит, Утюг?
Сердце Хоботова неприятно заколотилось, защемило. Утюг – предатель? Он так доверял ему, столько для него сделал… можно сказать, воспитал, вырастил его.
Бросив под язык шарик нитроглицерина, Слон прижался к окну, наблюдая за происходящим во дворе.
Из дверей больницы вышли, негромко разговаривая, два человека в пальто, накинутых поверх белых халатов. Должно быть, врачи «неотложки» идут к машине, чтобы отправиться на вызов…
Они быстро пересекли двор и скрылись за воротами.
И тут же от трансформаторной будки отделились две тени. Толстая, крупная и маленькая, словно у подростка. Крадучись, то и дело останавливаясь и прислушиваясь к ночным звукам, они двинулись вперед.
Значит, не Утюг…
На душе у Слона немного отлегло. Утюг – не предатель… но тогда предатель – Цибуля?
Слон скрипнул зубами.
Цибуля всегда слишком много о себе воображал. Считал, что авторитет его недооценивает. А от такого самомнения – один шаг до предательства…
Впрочем, пока еще рано делать какие-то выводы.
Может быть, эти двое – вовсе не люди Холодильника. Может быть, это обыкновенные воры, собирающиеся чем-то поживиться в больнице. Допустим, наркоманы, нацелившиеся на здешние запасы морфия…
Но в глубине души Слон знал, что это не так.
Двое прошли мимо фонаря, в его желтоватом свете промелькнули лица – жирное, лоснящееся от пота, несмотря на пронизывающий холод осенней ночи, и худое, острое, как у крысы, изрезанное ранними нездоровыми морщинами.
И сразу за фонарем они свернули налево. К моргу.
Значит, все-таки Цибуля.
Хоботов почувствовал странное удовлетворение. Он всегда с недоверием относился к заносчивому хохлу.
Собственно, на этом можно было поставить точку, прекратить наблюдение, все уже и так было ясно, но Слон не мог отойти от окна, ему хотелось досмотреть до конца этот задуманный и поставленный им спектакль.
Странная парочка приблизилась к моргу. Тощий, в котором наметанный глаз Слона безошибочно признал главного, скользнул в сторону, в густую тень. Толстяк остановился перед самой дверью мертвецкой, в круге света, и нажал кнопку звонка.
Несколько минут ничего не происходило, наконец железная дверь отворилась, на порог морга вышел, позевывая, небритый заспанный санитар в сером ватнике поверх несвежего халата.
Что-то недовольно спросил, Слон видел, как шевелятся его толстые губы.
Толстяк ответил, начались вялые препирательства.
Вдруг к крыльцу морга метнулась стремительная тень.
Тощий бандит подскочил сбоку к санитару, чем-то ударил его по голове. Тело в ватнике обмякло, рухнуло на крыльцо. Двое злоумышленников подхватили его, втащили в морг и закрыли за собой дверь.
Им нужно было немного времени, чтобы убедиться, что в тайнике ничего нет.
Спектакль был закончен. Слон почувствовал странное удовлетворение.
Пожалуй, с самого начала он подозревал, что все так и будет.
Теперь нужно поставить в пьесе последнюю точку.
Он вытащил припрятанный мобильник, набрал хорошо знакомый номер.
– Это ты, Борис? – отозвался Утюг, увидев высветившиеся на дисплее цифры.
– Нет, это не Борис! – отозвался Слон, на этот раз не изменяя свой голос.
– Слон?! – удивленно воскликнул Утюг. – Ты где – в больнице?
– Не ори, – оборвал его Хоботов. – И не называй никаких имен. Ты сейчас один?
– Один, один!
– О нашем разговоре никто не должен знать!
– И Цибуля?
– В первую очередь Цибуля. Сейчас ты ему позвонишь и скажешь, что нужно срочно встретиться. Скажешь ему, что в морге возникли проблемы и нужно кое-что там сделать.
– В каком морге? – переспросил Утюг. – Какие еще проблемы?
– Не важно! Короче, скажешь, чтобы приехал в морг той больницы, где я лежу. Через час. Он приедет.
– Послушай, Слон…
– Я тебе сказал – никаких имен!
– Послушай… мне тут звонил Борис Минский, он сказал, что та вещь…
– Я знаю, – прервал его авторитет. – Только звонил тебе не Борис. Это я тебе звонил.
– То-то я смотрю, тот же номер…
– Борис исчез. Или сбежал, или… Даже думать об этом не хочу!
– Но он передал то, что должен был?
– Откуда я знаю! – огрызнулся Слон.
– Так что – значит, насчет трансформаторной будки…
– Значит, болтать меньше надо! Звони Цибуле!
Отключив телефон, Хоботов торопливо переоделся: своя собственная одежда висела у него в шкафу. Прислушавшись возле двери, он выскользнул в коридор и крадучись двинулся к посту дежурной медсестры.
Девушка дремала, сидя над открытой книгой.
Слон через плечо заглянул – учебник по педиатрии.
В институт готовится.
Стараясь не разбудить медсестру, он протянул руку и взял с полки пузырек эфира.
Теперь он неслышно крался к выходу из минигоспиталя.
Охранник возле дверей тоже клевал носом, но, заметив Хоботова, встрепенулся.
– Эй, мужик, ты куда это? – протирая глаза, спросил он вполголоса, чтобы не разбудить остальных пациентов.
– Сердце, – прохрипел Слон, потирая рукой грудь, и начал медленно заваливаться.
