Рассказывали, что давно, лет пятнадцать назад, когда Виктор Андреевич был еще замом и у них с начальником была общая секретарша, в моду вошли мини-юбки, а девушка имела поразительно стройные длинные ноги и не могла отказать себе в удовольствии демонстрировать их. Юбка была коротка, Виктор Андреевич строг. Он сделал замечание, девушка не отреагировала, Виктор Андреевич повысил голос и запретил ей являться на работу в таком виде, девушка пожаловалась начальнику на грубость его зама. Ноги были хороши, и начальник сделал тактичное замечание заму в том смысле, чтобы тот не обращал внимания, Виктор Андреевич обиделся и написал жалобы в профком и в комитет комсомола, чтобы там повлияли на непокорную секретаршу. В комитете комсомола работали люди молодые, поэтому там только посочувствовали девушке, а дипломатичный председатель профкома предложил выписать секретарше матпомощь в размере половины стоимости фирменных джинсов, о покупке которых в те давние времена мечтали все, но не все могли себе это позволить. Оплатив таким образом из своей небольшой зарплаты половину стоимости вожделенных джинсов, а именно: одну штанину, девица была очень довольна, Виктор Андреевич, со своей стороны, считал, что одержал полную победу, а пострадавшим во всей этой истории оказалось только эстетическое чувство сотрудников мужского пола, так как изумительные ножки надолго скрылись под джинсами.
В эту историю не верили только те, кто никогда не видел Виктора Андреевича воочию. Стоило же неверующему посмотреть, как Виктор Андреевич шагает по коридору, строго глядя перед собой, в костюме полувоенного покроя и в ботинках фабрики «Скороход», причем ноги в этих ботинках он ставил не наискосок, как все нормальные люди, а параллельно друг другу, не желая ни на градус уклоняться от выбранной раз и навсегда прямой линии жизни, как все сомнения у Фомы неверующего улетучивались.
Людочка была первой секретаршей, которая сумела удержаться у Виктора Андреевича третий год. Причина была в том, что она училась в вечернем институте. Виктор Андреевич уважал ее за стремление к знаниям, считал серьезной девушкой и, надо отдать ему должное, разрешал заниматься и всегда отпускал в учебный отпуск без возражений, не то что другие начальники.
– Так вот, представляете, он так смотрит на меня: какое письмо, вы что?
А я посмотрела, почерк похож на Маринкин, мы с ней на курсах по гражданской обороне были, стала читать – ее письмо. Я все-то не читала, только сначала несколько строчек и подпись, вот, смотрите: подружке она писала.
Людочка оглянулась и зашептала:
– И там правда написано, что у нее кто-то был, ну, мужчина какой-то, все подробно, что познакомились на работе, а дальше мне стыдно стало читать, и что же теперь с этим письмом делать?
– Что делать, надо родителям передать, хотя оно только душу им растравит. А как оно к твоему начальнику-то попало?
– Ой, я же вам говорю: Марина у меня этот справочник по ГОСТам попросила давно еще и забыла отдать, а перед ноябрьскими праздниками уборку мы делали, стал мой Виктор Андреевич проверять, все ли у него в порядке, хватился – одного ГОСТа нет. Он на меня прямо чуть ли ногами не затопал, вы же знаете: «Дисциплина и порядок», я к вам бегом, у вас в секторе никого, только Сороковников в углу дремал, я у Маринки из стола справочник вытащила и назад, только все равно мне попало, зачем даю его посторонним людям. А мне и не нужно было ничего там смотреть, а сегодня хватилась, открыла – письмо и выпало, а вы, я знаю, вещи Маринкины разбирали, вот я вам и принесла, а сейчас мне бежать надо, а то Виктор Андреич хватится, что меня на рабочем месте нет.
Выпалив на одном дыхании всю эту длинную тираду, Людочка резво метнулась за угол и буквально налетела на Рубцова. Надежда встретилась с ним взглядом и поняла: он все слышал. Какой-то бес руководил ее поступками. Держа свернутый листок на виду, она прошла в комнату, зная, что он смотрит ей в спину, и положила письмо под стекло на своем столе.
У Андрюши Рубцова было обычное детство, никто не назвал бы его тяжелым. Мама его работала в заводской столовой, но не судомойкой или уборщицей, а поваром по супам. И папа у него был, шофер на грузовике. Папа зарабатывал неплохо, для шофера конечно, зарплату не пропивал и жену с сыном не бил. Времена были брежневские, со снабжением в их поселке городского типа, хоть он и считался райцентром, было неважно, но мама потихоньку несла из столовой, немного, только чтобы муж и сын не голодали, и они не голодали. Жили они в собственном доме, вернее полдоме, три комнаты и кухня, а еще небольшой садик и огород. Андрюша пошел в школу, как все, и там было все, как у всех детей: немножко баловался, только учился лучше других, все ему давалось легко. Родители ему не помогали, но успехами его гордились. Вступив в пионеры, Андрюша стал заниматься общественной работой. Нельзя сказать, что ему это нравилось, но раз положено было, значит, надо. Когда Андрюше было тринадцать лет, в Ленинграде, городе трех революций, организовали не то всесоюзный слет, не то съезд пионерии всей страны, а дочка председателя райкома партии неожиданно заболела. Послали Андрюшу как лучшего ученика и общественника. Показуха цвела пышным цветом, детей поселили в недавно построенном пансионате крупного завода, рабочие еще не успели поправить там свое здоровье, хорошо кормили, возили на «Аврору», в Эрмитаж и в Кировский театр. Андрюше очень понравилась поездка, а неприятности начались потом.
Дома его ждали, мама пекла пироги, но когда он увидел низенькие деревенские дома, немощеную улицу, крошечные палисаднички, кур в пыли, он совсем не обрадовался возвращению. Лето прошло, наступила слякотная осень, дороги развезло, и как-то, шлепая по грязи из школы, Андрюша вдруг ощутил лютую тоску и понял: он хочет туда! Ходить по чистым светлым улицам, жить в большой уютной квартире и никогда больше не видеть этой раскисшей дороги и удобств во дворе. Время шло, он по-прежнему хорошо учился, занимался общественной работой, одним из первых его приняли в комсомол. К шестнадцати годам выяснилось, что он хорош собой. То есть это и раньше было заметно: учителям нравился симпатичный мальчик, ему всегда поручали вручать цветы приехавшему в город начальству, а теперь мальчик вырос в красивого высокого парня с белозубой улыбкой. Девчонки бегали за ним стайками. Его они тоже интересовали, но хотелось чего-то особенного. Он познакомился с дочкой секретаря райкома партии: городок у них был маленький, и всегда можно было встретиться как бы случайно. Он начал ухаживать за ней по всем правилам. Девушке он нравился, еще бы – такой красавец, но ее родители не больно-то его привечали, это и понятно: папа – шофер, мама – повар. В десятом классе к ним в школу пришла преподавать английский выпускница московского пединститута. Молодая англичанка была довольно симпатична, одета по моде, старше своих учеников всего лет на пять-шесть, и Андрюша вдруг решил завоевать ее сердце. Через несколько месяцев ему это удалось, и он был чрезвычайно доволен собой. Англичанка была зла на себя и весь мир. Она сама была из провинции, все годы учебы пыталась найти себе подходящего москвича, один был на примете, но все тянул, а в результате бросил ее перед самым окончанием института, когда с распределением сделать было уже ничего нельзя, и пришлось ехать в эту глушь на три года. Она ужасно скучала в этом гнусном городишке, поэтому ничего странного в том, что как-то под Новый год она решилась переспать со своим красивым взрослым учеником, в общем-то не было. Но после этого он стал так задирать нос, что она быстренько объяснила ему ситуацию, не стесняясь в выражениях. Ну что ж, Андрюша не обиделся, он потихоньку набирался жизненного опыта. Женщины могут быть очень ему полезны, только все надо делать с умом.
