– Видимо, у вас и сейчас много дел, – подхватил Макс последнюю реплику, – так что не смею вас задерживать.
– Надеюсь и в дальнейшем на ваше сотрудничество. – Лангман поднялся и слегка склонил голову. – Если мне понадобится поговорить с вами – у меня есть номер вашего мобильного телефона. И я очень рассчитываю на то, что вы немедленно сообщите мне, если вам удастся что-нибудь узнать о пропавших экспонатах. В конце концов, у нас с вами общие интересы.
– Да-да, – пробормотал Макс, провожая Лангмана к дверям и чуть ли не выталкивая его.
Ему хотелось остаться одному и обдумать свое положение.
Дверь за страховщиком закрылась, Макс вернулся к столу и задумался. Его явно подставляют, причем кто-то из своих – никто посторонний не мог залезть к нему в чемодан и подложить ассирийские таблички. Значит, кто-то из группы, сопровождавшей выставку, связан с похитителями и теперь хочет – чтобы отвести от себя подозрения – сделать подозреваемым его, Макса. Он – как нельзя более удобная фигура. Выходит, ни на кого нельзя положиться, нужно выпутываться в одиночку. Есть, правда, местное сыскное агентство, которое ему на всякий случай рекомендовали в Мюнхене. Барон тоже хорошо о нем отзывался.
Макс достал визитную карточку, набрал номер.
– Детективное агентство «Альтернатива», – раздался в трубке мелодичный женский голос.
Макс назвал себя и спросил, когда он мог бы встретиться с руководителем агентства.
– Да, мы ждали вашего звонка, – ответила девушка и как бы случайно оборвала себя на полуслове. После секундной паузы она продолжила: – Валерий Иванович будет рад принять вас в любое время. У вас есть наш адрес?
Лола проснулась от духоты. Перина, на которой она спала, была старой и очень пыльной. Лола чихнула тихонько, как кошка, и села на постели. Занавески, сизые от старости, были плотно задернуты, но сквозь них пробивался солнечный свет – значит, сейчас отнюдь не рано. В комнате никого не было. Лола потянулась, при этом пружины старой кровати предательски заскрипели, и оглядела себя. На ней была надета старушечья ночная рубашка с длинными рукавами и высоким воротом, плотно стягивающимся у горла. Лола пощупала ветхий материал, и в ее памяти всплыло забытое слово «бумазея».
Она выпрыгнула из кровати и подошла к большому настенному зеркалу в деревянной раме, проеденной жучком. Зеркало тоже было очень пыльное и мутное, но все же Лола разглядела себя и очень расстроилась. Она похудела, пока сидела у бандитов – от страха и плохого питания, под глазами залегли синие тени, и волосы выглядели отвратительными темными сосульками, несмотря на то что вчера она помыла голову.
Вчера ночью, когда Маркиз привез ее в эту квартиру, Лола была одержима лишь одной мыслью – найти ванную комнату и уединиться в ней часа на два. Квартира оказалась коммунальной, на все ее вопросы Маркиз только мотал головой – мол, завтра все узнаешь. Не зажигая света в коридоре, он протащил Лолу в ванную. Сама ванна была желтая от старости, но газовая колонка работала, и из крана потекла относительно теплая вода. Маркиз велел Лоле вымыться как можно быстрее и не греметь тазами, которых развешано было по стенкам ванной комнаты неизмеримое количество.
Ее театральный костюм превратился в грязную тряпку; Лола сложила его в пакет, чтобы потом выбросить. Маркиз принес ей вот эту ночную рубашку, и Лола провалилась в сон.
Скрипнула дверь, и на пороге появился Маркиз с двумя дымящимися чашками кофе в руках. Лола взяла чашку и уселась на кровати, поджав ноги.
– Что это за берлога? – нарушила она молчание.
– Это комната моей бабушки, – признался он, – она давно умерла. А в квартире еще много народу живет, и он все время меняется. Сейчас все на работу ушли, только тетя Зина, соседка, осталась. Но ты все равно из комнаты не выходи.
– А как же? – Лола выразительно поморщилась.
– Ну, проскользнешь тихонько, а так не шляйся.
– Что мы тут делаем?
– Скрываемся, – объяснил Маркиз. – Я в этой квартире уже несколько месяцев не был, так что выследить ее никто не мог. Мне надо обдумать, что делать дальше. А ты не вздумай никому звонить!
Лола поставила чашку на стол и прошлась по комнате.
– Нравится? – усмехнулся Маркиз.
– Ничего себе интерьерчик, для старой советской пьесы подходит. «Платон Кречет», например, или «Все остается людям».
– Для тебя там роли не найдется, – поддразнил Маркиз. – Там все женщины – положительные, с партийным стажем, думают только о работе и считают, что секса у нас нет.
– Если надо, я и такую сыграю, – обиделась Лола.
– Ну ладно, я сейчас в магазин выйду, а ты напиши, что тебе нужно самое необходимое из одежды. А пока, – Маркиз залез в шкаф и протянул Лоле старушечий длинный халат из темно-бордовой фланели.
Она затянула поясок, по привычке покрутилась перед зеркалом, потом с отвращением расчесала волосы гребнем и заколола их старушечьими шпильками, валявшимися на подоконнике.
– На Арину Родионовну сильно смахиваешь, – развеселился Маркиз.
Когда он скрылся за дверью, Лола рассерженно плюхнулась на кровать. Что он к ней цепляется? Не хотел бы – не спасал!
Она еще немного подумала и с изумлением поняла, что Маркиз злится из-за вчерашнего эпизода в машине.
Макс немного покрутился в толпе на Невском, чтобы выяснить, нет ли за ним слежки. Дошел до угла Владимирского, где раньше было знаменитое кафе «Сайгон». Сколько времени провел он здесь, потягивая крепкий ароматный кофе из щербатых чашечек с выразительной надписью: «Общепит», беседуя о книгах и рок-музыке! Ленька, друг детства, приносил редкие записи, импортные пластинки – пласты или диски, как их тогда называли – болгарский «Балкантон», гэдээровская «Этерна», венгерская «Омега», очень редко – настоящие западные…
Сейчас на месте «Сайгона» был какой-то заурядный магазин, а стоило бы восстановить то кафе…
Свернув на Владимирский, Макс еще раз профессионально проверил, нет ли за ним слежки. На первый взгляд все было в порядке. Он прошел через проходной двор на улицу Рубинштейна, там остановил частника и назвал адрес: неподалеку от детективного бюро, но на соседней улице – чтобы водитель, в случае чего, не вывел преследователей Макса прямо на «Альтернативу».
Выйдя из машины, Макс снова огляделся. Улица, на которую он приехал, была безлюдна, так что любое наружное наблюдение исключалось, да и за машиной никто не следил – Макс всю дорогу посматривал в зеркало заднего вида.
Успокоившись, он свернул за угол и зашагал к агентству.
Переулок, по которому он шел, был разрыт – по неизменной российской традиции меняли какие-то трубы.
«Город уже другой, – подумал Макс, – даже страна другая, а ямы и колдобины все те же».
Пробираясь по краю глубокой траншеи, он смотрел под ноги, чтобы не споткнуться о камень и не свалиться в грязь, но тем не менее оступился и сильно покачнулся, едва удержав равновесие.
