Полковник Горловой все понял — ежели что, этот прохвост сдаст его первого. Есть у мэра на него компромат, давно он подозревал, что у того везде шпионы понатыканы. Ну еще бы, он в этом городишке свой, все его знают. Ох, и дыра этот Козодоев, прости Господи!
— Ладно, признаю, — глухо сказал он, положив на стол внушительные кулаки, — моя недоработка. Займусь этим немедленно.
— Займись, Василий Фролыч, — сказал мэр твердо, — уж постарайся побыстрее с этим развязаться. Нам ведь с тобой лишние неприятности не нужны, так? Перед пенсией-то?
«Гад ползучий, — полковник скрипнул зубами, — понять дает, что ежели что, он мне неприятности большие устроить сможет. На пенсию намекает… дать бы ему пару раз по сопатке да в камеру к шпане уголовной на недельку…»
Тут он вспомнил, что сделать это никак не может и что именно за такое мероприятие и оказался в этой вонючей дыре под названием Козодоев, так его и раз-этак. Не рассчитал в свое время полковник Горловой, не того парня едва насмерть не забил. Оказалось, влиятельного человека сынок, а кто же его знал-то? Взяли мальчишку в кабаке, уколотый был, хамил, издевался… Большой скандал тот человек раздул, и сплавило его начальство сюда с глаз долой.
От этих мыслей захотелось напиться, но нельзя сейчас никак. И к тому времени как приехал в родное отделение милиции, полковник Горловой находился уже в крайней степени ярости.
Надежда проснулась поздно. Никто не ходил по комнате, никто не лил воду в ванной, не стонал, не причитал, не ронял вещи.
Накануне, вернувшись после позднего обеда с Сергеем Сергеевичем, она застала чисто прибранный пустой номер, где лежала записка от Галки.
«Надя, извини, но я переезжаю в клинику. Иван Петрович назначил мне много процедур, так что гораздо удобнее будет сделать все это на месте. Номер я оплатила до конца недели и вещи оставила, можешь пользоваться…»
И все. Бросила подругу, сбежала в клинику, чтобы там, за высоким забором с охраной, спокойно заниматься собой, любимой. Втравила Надежду в жуткую историю и трусливо отстранилась, предала ее, умыла руки, как Понтий Пилат, оставила на растерзание милиции одну, в чужом городе без помощи, без денег и без одежды!
Но нет, вот они, вещи — пара джемперов, брюки, куртка, что на Надежде. И ее собственная тоже — рукав зашит, и квитанция из химчистки лежит на столике возле кровати.
Отчего-то такая в общем-то незначительная мелочь, как одежда, еще больше Надежду разозлила. На тебе, мол, с барского плеча, и отвяжись от меня!
Кажется, дружба с Галкой закончилась, подумала Надежда, но не это сейчас важно. Главное — это ей вырваться из этого города, а потом уж она с Галкой разберется. Но об этом она подумает завтра — утро, как известно, вечера мудренее.
И вот теперь Надежда поглядела на часы и поняла, что проспала все на свете, включая завтрак. «Разбудить, что ли, не могли?» — с раздражением подумала она. Но тут же сообразила, что это Галке за отдельную плату приносили завтрак в номер, а ей этого делать никто не собирался. Самой нужно в столовую идти. И сейчас ходить туда незачем, время завтрака давно прошло.
«Ну и ладно, — подумала Надежда, — обойдусь».
И тут же раздался стук в дверь и голос Ани:
— Надежда Николаевна, откройте, пожалуйста!
— Вы завтрак принесли? — оживилась Надежда. — Минуточку!
Она накинула халат и повернула ключ. И тут же отлетела от мощного толчка, едва успев увернуться, чтобы не получить дверью в лоб.
В комнату ворвались два дюжих милиционера, за ними протиснулась испуганная Аня.
— Это что такое? — Надежда попятилась и села на диван.
— Собирайтесь, гражданка Лебедева! — отчеканил первый милиционер. — Время дорого!
— Куда собираться? — пролепетала Надежда. — Вы вообще кто?
— В отделение на допрос, — сказал второй милиционер, в котором Надежда узнала вчерашнего, как его, Индюкова.
— С чего это так срочно? — Она пожала плечами. — Меня Семен Иванович вчера вызывал…
— Не тяните время, Лебедева! — гаркнул первый. — Будете сопротивляться, мы имеем право забрать вас силой!
— Силой? — изумилась Надежда. — Арестуете силой? А ордер у вас имеется, а, Индюков?
— Никто вас не арестовывает, — Индюков заерзал на месте, — а просят прибыть на допрос. Только скорее надо, полковник ждать не любит.
— Начальство, значит… — сообразила Надежда. — Ну ладно, только оденусь. — Она направилась в ванную.
— Да недолго там! — прикрикнул первый визитер. — Времени мало!
— Подождешь, не сдохнешь, — огрызнулась Надежда, но тихо, так чтобы он не слышал.
На лестнице первый мент крепко держал ее за локоть, Индюков топал сзади. В холле присутствовали весь персонал пансионата и некоторые постояльцы.
«Дожила, — горько подумала Надежда, — сраму-то… Хорошо хоть наручники не надели…»
Надежду проволокли по коридору и втолкнули в кабинет.
Дверь за ней захлопнулась.
Кабинет был большой, не то что у Дятлова с Зеленушкиным. В дальнем конце этого кабинета, за огромным, как ледокол, столом, восседал громоздкий мужчина, по лицу которого было сразу видно, что он считает себя большим начальником. Мужчина этот отдаленно был похож на осеннего медведя, который уже собрался улечься в берлогу, но тут ему помешали непредвиденные и неприятные обстоятельства.
Он уставился на Надежду мрачным, пронизывающим взглядом и проговорил, тяжело ворочая каменными челюстями:
— Лебедева?
— Совершенно верно, — ответила Надежда Николаевна и прошла отделявшее ее от стола расстояние. Перед столом стоял даже не стул, а табурет на трех ножках. Надежда взглянула на этот табурет с сомнением, но все же села.
— Я вам еще, так сказать, не разрешил сесть! — рявкнул хозяин кабинета, грозно перекатив желваки.
— Но вы же, так сказать, сидите! — резонно возразила Надежда.
— Молчать! — прорычал мужчина. — Говорить, только когда я, так сказать, спрашиваю!
— Ну, знаете… — Надежда пожала плечами. — Как, кстати, к вам обращаться? Я имею в виду ваше имя-отчество…
— Обращаться ко мне — гражданин полковник! По имени-отчеству с преступниками я, так сказать, не разговариваю!
— С преступниками? — удивленно переспросила Надежда. — Это кого же вы имеете в виду?
— Колитесь, Лебедева! — рявкнул полковник и ударил по столу кулаком. От этого удара подпрыгнули два телефона, и один из них жалобно звякнул.
Это был тот телефон, по которому Горловой разговаривал с подчиненными. Полковник недовольно покосился на него, но больше ничего не сказал.
— Что, простите? — удивленно переспросила Надежда.
— Колитесь! — повторил полковник, перегнувшись через стол и буравя Надежду глазами.
