– И чего же ты от меня хочешь? – повторил редактор, насмешливо разглядывая спортсмена.
– Я хочу от тебя, чтобы ты свой помойный листок сожрал! – зарычал боксер, перегибаясь через письменный стол и намереваясь сгрести маленького редактора своей огромной ручищей.
Однако Рязанский с неожиданной ловкостью нырнул под стол и через секунду выскочил оттуда, сжимая в руке ребристый металлический предмет. Надежда Николаевна протерла глаза: в руке редактора была самая настоящая граната-«лимонка»! До сих пор ей приходилось видеть такое только в кино, однако в ее сознании обнаружились инстинкты, как раз предназначенные для такого исключительного случая. Не успела она осознать, что происходит, как уже обнаружила себя сидящей на корточках в углу кабинета за потертым кожаным креслом.
– А ну, пошел прочь из моего кабинета! – завопил редактор, подняв гранату над головой. – До трех считаю, потом брошу!
И тут Надежда из своего укрытия увидела удивительную метаморфозу, случившуюся с боксером. Его грубое лицо побелело. Лямзин попятился к дверям, в ужасе глядя на редактора и беззвучно шевеля губами. Добравшись до двери, он открыл ее и вылетел в коридор с истошным воплем:
– Псих! Ненормальный! Его в дурдом отправить надо!
Когда тяжелые шаги боксера стихли в конце коридора, Борис Михайлович выбрался из-за стола, закрыл дверь и повернулся к Надежде:
– У вас хорошая реакция. Вы, наверное, журналист? Что-то мне ваше лицо кажется знакомым…
Надежда в ужасе не сводила глаз с гранаты, которую Рязанский держал в руке. Проследив за ее взглядом, редактор усмехнулся:
– Вылезайте, вылезайте! Граната учебная! Специально для таких посетителей держу! Вы не представляете, как она их успокаивает!
Надежда, все еще с опаской поглядывая на гранату, выбралась из-за кресла и спросила:
– Чего он хотел?
– Лямзин-то? – Борис Михайлович усмехнулся. – Вы же слышали, он хотел, чтобы я съел свою газету…
– А почему? Откуда такое странное желание?
– Ну, он ушел не попрощавшись и не объяснив до конца причины своего визита, однако я думаю, что Лямзину не понравилась моя статья в последнем номере. Я там высказался насчет того, что последнее время Лямзин находится не в самой лучшей форме и позволяет себе нарушения режима тренировок… Попросту выражаясь, каждый вечер напивается как свинья…
– А что, это действительно так? – поинтересовалась Надежда.
– Нет, все-таки вы не журналист… – Рязанский с сомнением посмотрел на нее. – Что значит – действительно так? Мне оплатили статью, я написал то, что хотел заказчик, а так это или не так – кому это интересно?
– Ну, вы просто как киллер! – ужаснулась Надежда.
– Кстати, вы мне напомнили об одном неотложном деле, – озабоченно проговорил Борис Михайлович и нажал на кнопку селектора: – Анатолий, зайди ко мне! Немедленно!
В коридоре снова послышались тяжелые шаги, и Надежда Николаевна испуганно подумала, что знаменитый боксер возвращается, чтобы закончить разговор. Однако вместо Лямзина на пороге кабинета появился тот самый охранник, который совсем недавно пропустил Надежду в офис.
Однако за прошедшие минуты внешность секьюрити разительно изменилась.
Его довольно-таки невыразительное и бесцветное лицо приобрело новые, весьма яркие краски. Под левым глазом охранника на глазах разрастался и багровел огромный синяк.
Надежда с необъяснимым злорадством представила, как этот синяк к завтрашнему дню станет лиловым, а еще через несколько дней начнет зеленеть и желтеть, и настроение у нее почему-то улучшилось.
– Ты почему, голубь, Лямзина пропустил? – спросил редактор с мягкой, отеческой интонацией, уставившись на вошедшего охранника.
– Так, Борис Михалыч, он же того… – Мужчина невольно потер разгорающийся синяк.
– Он, значит, того, а ты – не того? – передразнил его Рязанский. – А за что же я тебе, Толя, деньги плачу?
– Он же чемпион… – уныло протянул охранник, – мне против него никак…
– Уволен, голубь! – ласково сообщил редактор. – До конца дня досидишь и свободен! Мне не нужны объяснения, мне нужна охрана!
Мужчина молча развернулся и вышел из кабинета.
Борис Михайлович потер маленькие ручки и повернулся к Надежде:
– Извините, работа. Так о чем вы хотели со мной поговорить? И, кстати, я не расслышал ваше имя.
– А я его и не успела назвать! – Надежда уселась на стул напротив редактора и представилась: – Надежда Николаевна.
– И чем я вам, Надежда Николаевна, могу быть полезен?
– Я хотела поговорить с вами об одной вашей сотруднице – об Ирине Горностаевой.
– У меня нет такой сотрудницы, – отрезал Рязанский, мгновенно помрачнев.
– Может быть, я неправильно выразилась. – Надежда придвинулась ближе к столу. – Она – ваша бывшая сотрудница.
Борис Михайлович помолчал, затем в упор уставился на свою собеседницу и спросил:
– И почему я должен обсуждать ее с вами?
– Вы не должны, конечно… – Надежда поймала его взгляд и вложила в свой голос максимум чувства и убедительности, – но я очень прошу вас… Дело в том, что мой сын… он хочет жениться на этой… на этой девице, а у меня просто ужасные предчувствия… Я понимаю, вы можете сказать, что почти каждая мать настороженно относится к будущей невестке, но поверьте, я – человек достаточно сдержанный, умею контролировать свои эмоции и стараюсь трезво оценивать людей…
– Знаете, что я вам скажу, – Борис Михайлович откинулся в кресле и с сочувствием взглянул на Надежду, – уезжайте.
– Куда? – растерянно спросила она.
– В Австралию, в Новую Гвинею, на Мадагаскар… в общем, чем дальше, тем лучше.
– Что за странный совет?
– Если Ирина Горностаева по какой-то причине положила глаз на вашего сына – вы ничего не сможете сделать… – Редактор тяжело вздохнул. – Я – тоже человек сдержанный и довольно решительный…
– Я успела это заметить, – с уважением вставила Надежда. – Как вы разделались с боксером!
– Но я не выстоял против этой… этой девицы и одного раунда. Вот послушайте про то, как Ирина Горностаева делала карьеру…
Она появилась в нашем городе два года назад. Скромная с виду провинциальная журналисточка… она ведь родом из Заборска, вы знали?
Надежда молча кивнула, не перебивая собеседника.
– У меня как раз ушла одна сотрудница, родила ребенка. Ну, я и взял Горностаеву. С испытательным сроком, конечно. Но ей этого испытательного срока вполне хватило…
Рязанский немного помолчал.
– Она писала небольшие заметочки для заполнения пустых мест в номере. Допустим, освещала седьмой конгресс производителей валяной обуви или четвертый всероссийский фестиваль сухариков к пиву. Это еще в самом лучшем случае. В общем, кое-как держалась на плаву. С виду она была такой тихой, такой скромной – мухи не обидит! Никто не ожидал от нее подвоха. Но на самом деле она мечтала сделать карьеру – любой ценой… И тут ей подвернулась скандальная история в одной школе…
