– Я здесь, сверни налево! – окликнула его Татьяна, и он наконец увидел ее. Его соученица стояла перед низким диваном, на котором была установлена картина в резной раме.
Картина приковала к себе взгляд Дмитрия Алексеевича.
Точнее, не картина, а лицо изображенной на ней женщины. Яркое, выразительное, поражающее незамутненным сиянием молодости и в то же время – каким-то врожденным величием. Темно-синие, как предгрозовое небо, глаза удивительно гармонировали с поразительной белизной кожи и темными вьющимися волосами. В лице этой женщины была и юношеская свежесть, и зрелая аристократическая красота. Даже чуть тяжеловатая нижняя губа нисколько не портила ее, только придавала лицу немного капризное, самонадеянное выражение.
– Кто это? – спросил Старыгин, любуясь портретом.
– Ага, вижу, и ты не устоял перед ее красотой! – усмехнулась Татьяна. – Это она, бывшая хозяйка нашего дворца, Мария Антоновна Нарышкина, фаворитка императора Александра Первого…
– У императора губа была не дура! – восхищенно проговорил Дмитрий Алексеевич.
– Это точно. Но ведь ты, кажется, интересовался клавесином?
Старыгин с трудом оторвал взгляд от лица красавицы и присмотрелся к фону картины.
Мария Нарышкина была изображена в нарядной, богато обставленной комнате. Она стояла, облокотясь на ампирный секретер красного дерева, позади нее виднелся букет чайных роз, которые своим нежным сиянием подчеркивали удивительную белизну ее лица. В глубине комнаты, чуть в стороне от героини, виднелся музыкальный инструмент, на котором стояли раскрытые ноты. Приглядевшись к этому инструменту, Старыгин с удивлением и радостью узнал клавесин – тот самый, который он видел в антикварном магазине Пауцкого. Те же плавные изгибы корпуса, та же изящная резьба боковых панелей – вне всякого сомнения, это был тот самый инструмент!
– Да, это тот самый клавесин! – проговорил он уверенно. – А что это за картина, и какая комната на ней изображена?
– Комната – это так называемый «собственный кабинет» Марии Антоновны, малый салон, в котором она принимала самых близких друзей, в том числе – государя императора. Собственно, «малым» этот салон можно считать только в сравнении с другими дворцовыми помещениями, моя, скажем, квартира поместилась бы в этом салоне целиком, вместе с кухней, ванной и лестничной площадкой. В этом «собственном кабинете» Нарышкина с гостями музицировала, обсуждала литературные новинки и парижские моды…
– Откуда ты об этом знаешь?
– Из воспоминаний камергера Зиновьева, который иногда бывал на этих вечерах. Он был человек остроумный и наблюдательный и подробно записывал свои впечатления.
– А что из обстановки этого кабинета сохранилось до нашего времени? – поинтересовался Старыгин.
– К сожалению, это очень трудно установить! – вздохнула Татьяна. – Участники вечеров Марии Антоновны вряд ли обращали внимание на обстановку. Так что, кроме этой картины, вряд ли ты найдешь какие-то источники. Ну, ты видишь на этой картине свой клавесин и еще секретер – к сожалению, это все!..
– А кто автор полотна? – не сдавался Старыгин. – Случайно не Боровиковский?
– Ты сам назвал это имя! – оживилась Татьяна. – Мне тоже кажется, что картина принадлежит кисти Боровиковского. Однако подписи на ней нет, а когда я попыталась доказать авторство портрета Боровиковскому, серьезные искусствоведы чуть не подняли меня на смех. Действительно, кто я такая – не имею ни ученой степени, ни серьезных научных работ… – в голосе Татьяны прозвучала застарелая обида.
– Если не сам Боровиковский, то определенно кто-то из его учеников! – задумчиво проговорил Старыгин, вблизи осматривая картину. Он перевернул ее и, приглядевшись к изнанке холста, повторил: – Определенно, или сам Владимир Лукич, или художник из его ближайшего окружения!
– Если бы ты смог это доказать! – мечтательно проговорила Татьяна. – Это было бы настоящее открытие!
– Попробую, – протянул Старыгин. – Тем более что это и в моих интересах. А что ты можешь сказать об этом секретере? – Он показал на предмет мебели, на который облокотилась фаворитка императора.
– Странно… – Татьяна пригляделась к портрету. – Верхняя часть этого секретера мне что-то очень напоминает…
– Я даже знаю что! – Старыгин вскочил и отправился в обратный путь среди мебельных завалов. Через несколько минут он остановился и позвал Татьяну: – Иди-ка сюда! Посмотри на это!
Он стоял возле того самого ампирного шкафа, увенчанного подобием античного храма, стенка которого то и дело распахивалась, падая на проходящих мимо людей.
– Посмотри-ка на этот шкаф сбоку. Вот отсюда… видишь?
Татьяна зашла сбоку и приподнялась на цыпочки.
– Ну да, – неуверенно проговорила она. – Это очень похоже на верх того секретера… как же я сразу не заметила? Хожу мимо этого шкафа каждый день, уворачиваюсь от этой падающей дверцы, и мне даже в голову не пришло…
– Ты просто смотришь на него снизу, поэтому и не узнала, – утешил ее Дмитрий Алексеевич. – Кроме того, на картине секретер изображен сбоку, поэтому не видны эти колонны. А так – это, безусловно, верхняя часть того самого секретера.
– Ну надо же! Потому эта дверца все время и открывается, что этот храмик стоит не на своем месте!
– Ну да, это – так называемая «женатая» мебель, то есть составленная из двух разнородных предметов – верх секретера соединен с нижней частью шкафа.
Старыгин приподнялся на цыпочки и внимательно осмотрел верхнюю часть мебели. При этом он вспомнил наставления Сверчкова, специалиста по мебельным тайникам.
Античный храмик выглядел совершенно невинно, как будто не таил в себе никаких секретов.
В соответствии с канонами стиля ампир он был совершенно симметричен, небольшие колонны ничем не отличались друг от друга, декоративные детали выглядели совершенно одинаково. Дверца легко открылась, и Старыгин тщательно обследовал храмик изнутри, даже простукал его стенки.
Звук везде был одинаковый, никаких пустот не наблюдалось, так что можно было сделать однозначный вывод – если в секретере и был тайник, то не здесь, не в верхней его части.
– Что это ты ищешь? – заинтересовалась Татьяна странными манипуляциями своего соученика. – Уж не увлекся ли ты кладоискательством? Эта зараза, знаешь ли, до добра не доводит!
– Нет, что ты! – смущенно ответил Старыгин, отряхивая костюм. – Просто проверяю одну научную гипотезу… а где может быть нижняя часть секретера?
– Не представляю… когда я пришла сюда работать, шкаф уже стоял на этом самом месте, и храмик украшал его верх. Так что я была уверена, что он является его неотъемлемой частью. Все остальные помещения дворца я тщательно обследовала и нигде не встречала ничего похожего на этот секретер.
– А давно ты здесь работаешь? – поинтересовался Старыгин.
– Давно, уже пятнадцать лет! С тех самых пор, как здесь обосновался этот самый Дом международного сотрудничества. Дольше меня здесь работает только Вилен Револьдович.
