Мещерский Вадим Борисович, пятидесяти двух лет, профессиональный литератор и бизнесмен, имеет жену и двух взрослых дочерей. Проживает в Москве, на улице Огарева. Активный член многочисленных московских литературных организаций, свой человек в Центральном доме литераторов. Мягкий, неконфликтный человек, чрезвычайно ранимый, если речь заходит о его поэтическом творчестве. Мнения профессионалов о его творческом потенциале весьма противоречивы. Большинство считает его графоманом, активно и с удовольствием издающим свои же собственные книги, некоторые, причем далеко не друзья, в основном литературные критики, наблюдают развитие его таланта в последние годы и строчат о нем статьи, причем публикуют их в самых престижных литературных журналах.
* * *
Лиза хорошо представила себе полную срежиссированных самим же Мещерским ярких литературных событий жизнь поэта, подогреваемую неожиданно хвалебными статьями критиков и, скорее всего, поддержкой жены и дочерей, плюс – достатком (поэт занимался незатейливой посреднической деятельностью, перепродавая сахар и зерно вагонами), интересный круг его общения, возможно, наличие любовницы...
Что он, спрашивается, забыл в провинциальном городе? Навещал друга – Северцева? Вероятно, эти поездки составляли часть его литературной жизни, этим самым он как бы демонстрировал своему, возможно менее успешному, другу свои успехи и рос в собственных же глазах на его более скромном во всех отношениях фоне? А может, он просто по-человечески был привязан к Северцеву и отдыхал здесь, в Саратове, душой?
* * *
Среди его друзей были в большинстве своем поэты, писатели, театральные деятели, сценаристы, киношники и медики (в основном хирурги, поскольку его жена работала в кардиологическом центре).
* * *
Читать опусы московского поэта Лиза не стала, посчитала это пустой тратой времени. Из всего присланного материала ее больше всего заинтересовала фамилия друга семьи Мещерских – прозаика Владимира Геннадьевича Голубева, который вместо жены, лежавшей сейчас в больнице после перенесенной операции по удалению желчного пузыря, должен был прилететь в Саратов, чтобы забрать тело друга и перевезти его в Москву.
* * *
Лиза позвонила Голубеву, представилась, сказала, что она занимается расследованием убийства Мещерского, и узнала, что тот буквально полчаса тому назад прилетел и сейчас находится в аэропорту в ожидании багажа. Лиза сказала, что приедет за ним. И в скором времени они уже сидели в кабинете Лизы, и Владимир Голубев, высокий, худой и какой-то тонкий мужчина в помятом черном костюме, рассказывал ей о своем лучшем друге – Вадиме Мещерском.
– Вадим очень любил Володю, моего тезку. Считал его талантливым человеком, постоянно помогал ему деньгами, знал, что тот, в свою очередь, поможет какому-нибудь одаренному поэту издаться. Вы же знаете, Елизавета Сергеевна, в какое время мы живем. Нас мало кто издает. А уж говорить о том, чтобы наша профессия кормила нас, и вовсе не приходится. Разве что нужно начать писать детективы, сами понимаете. Но не все же умеют это делать, во-первых, а во-вторых, с какой это стати все владеющие пером, так сказать, люди должны кропать криминальные романы? Есть вещи и поважнее. Нет, не подумайте, что я с презрением отношусь к подобного рода деятельности, напротив, я уважаю людей, которые нашли в себе силы и писать хорошие стихи, и издавать романы, но мы с Вадимом и Володей не принадлежим к их числу. Точнее, они не принадлежали... Господи, как дурной сон! Потерять сразу двух своих друзей!
– Северцев тоже был вашим другом?
– Не то чтобы другом, нет... Просто он бывал у Вадима, мы вместе проводили время, часто бывали в ЦДЛ, встречались с нашими друзьями. Вадим был счастлив, когда Володя приезжал к нему, старался всегда познакомить его с интересными людьми, они всегда что-нибудь придумывали. То сборник стихов волжских поэтов издавали, то альманах русской поэзии, часто привлекали к своим проектам киношников, художников...
– Имя такое – Любовь Горохова – вам ни о чем не говорит?
– Нет. Впервые слышу. А кто она?
– Ваших друзей, Владимир Геннадьевич, нашли отравленными именно в квартире Гороховой, нашей местной поэтессы.
– Да, я слышал, что их отравили... А что она говорит, эта Горохова?
– Ничего. Ее тоже убили. Причем мотив ее убийства нам тоже неизвестен. Вообще какая-то очень странная история! Я думала, что хотя бы вы расскажете мне что-нибудь об отношениях Мещерского и Гороховой, а вы говорите, что они вроде бы и не были знакомы...
Казалось, эти слова Голубев пропустил мимо ушей.
– Не представляю себе, за что их могли убить? Просто не представляю! Может, их ограбили?
– Нет, ничего подобного не было.
– Тогда, может, их отравили по ошибке? Или они сами отравились, выпив что-то...
– В алкоголь был подмешан атропин в лошадиных дозах. Я бы, может, и согласилась, что отравленная водка предназначалась для кого-то другого, но для кого, если до этого за столом сидела целая компания, и эту водку, еще до того, как в нее влили атропин, пило еще четверо человек...
– И все живы-здоровы?
– Представьте себе, да! Владимир Геннадьевич, что еще вы можете рассказать о вашем друге, помимо того что он был поэтом?
– Поэтом? Знаете, хоть и нехорошо говорить о покойных плохо и он был мне действительно настоящим, близким другом...
Лиза вдруг подумала, что он был, а может, и сейчас является любовником жены друга. И откуда только берутся такие крамольные мысли?
– ...близким другом, но как поэт, он начал формироваться совсем недавно. Знаете, у меня лично создалось такое впечатление, будто он все это время, то есть практически всю свою сознательную жизнь, за исключением последних пары лет, как бы блуждал в потемках и сам еще не знал, кто он, каково его предназначение. Вернее, все не совсем так... Постойте, я постараюсь правильно сформулировать. Он всегда был слабым поэтом. А вот бизнесменом он оказался просто превосходным! Никогда бы раньше не подумал, что у него такие блестящие организаторские способности, такое чутье. Вы бы видели или слышали, как он говорит со своими украинскими партнерами, как умеет, вернее, умел их убеждать купить у него сахар или еще что-то! Между нами говоря, он продавал не только сахар, как считает большинство. Он поставлял в Москву дерево, трубы... Я ему сколько раз говорил: Вадик, ну что ты тратишь время на эту литературщину, на этих бездарных поэтов, которые воруют у тебя время и деньги?! Посвяти себя бизнесу, купи дом где-нибудь в Италии, сделай счастливыми своих домочадцев. Прекрати наконец играть в эту игру...
– Какую игру?
– Понимаете, у него был комплекс недооцененного человека, и я знал, как он от этого страдал. Ему было очень важно, чтобы его оценили именно как поэта, мастера слова. Ведь он постоянно работал над собой, изучал, как он это называл, тайну слова того же Пушкина, Блока... Все пытался понять, откуда они черпали свое вдохновение, словом, анатомировал стихи известных, великих поэтов и даже пытался им подражать. Но у него редко получалось хорошо. Много было высокопарщины, неестественности, претенциозности, а хотелось бы простоты, знаете, такой гениальной простоты.
