– В самом деле, – согласился Гурьев. – Во всяком случае, эту пытку, которую ей устроил, как ты говоришь, Шторин, можно было объяснить исключительно тем, что она знала что-то очень важное... Если бы речь шла о какой-то сравнительно простой информации, к примеру, она была свидетельницей чего-то важного, опасного, криминального... А так больше похоже на то, что у нее элементарно пытались узнать, куда она дела деньги. Если Желткова погибла, деньги могла присвоить Горохова, тем более что никто не знает, находилась она в то утро в машине Желтковой или нет. Но думаю, что не находилась. Думаю, Желткова провернула все в одиночку. А Горохова, проснувшись утром и обнаружив, что она лежит в постели незнакомого мужчины, просто оделась и молча ушла. А спустя некоторое время отправилась в Париж, так?
– Ну конечно! – вдруг дошло до Лизы. – Она вернулась из Парижа, и, когда Шторин встретился с ней в ресторане, она наверняка, ни слухом ни духом не ведая ни о чем, похвалилась тем, что была в Париже. И Шторин подумал, что она поехала туда на украденные деньги, а теперь просто издевается над ним! Я уверена, что Люба не имеет отношения к этой краже. Но вокруг нее образовалось еще одно криминальное кольцо...
И Лиза рассказала мужу об убийстве Северцева и Мещерского.
– Они оба были отравлены атропином, который можно купить в любой аптеке. И трупы их мы нашли в квартире Гороховой.
– Думаешь, ее хотели подставить?
– Однозначно! Возможно, это сделал кто-нибудь из ее друзей-литераторов. Из зависти, понимаешь? Дима, сейчас, в наше время, литераторам приходится очень туго. Я попыталась собрать материал о местных поэтах и писателях и кое-что нарыла. Смотри: вот раньше, если ты, к примеру, – писатель или поэт, то, если ты талантлив, тебя печатают. Тебя, понимаешь? То есть издательство издает тебя за свои деньги, а тебе, автору, выдают гонорар. И гонорары были вполне приличные. Да и тиражи, как ты понимаешь, не в пример сегодняшним. Поэтов и писателей уважали, любили, государство предоставляло им дополнительные метры жилья, дачи в престижных местах, выдавало им стипендии, давало возможность отдыхать в домах творчества на Черном море, в Коктебеле, например, или в знаменитом Переделкине, в Подмосковье. К тому же тогда было довольно много литературных журналов, альманахов, а еще писателей и поэтов приглашали на творческие встречи в различные государственные учреждения, на заводы, фабрики, в колхозы-совхозы, и за это им платили денежки. А еще давали с собой какие-то продукты, подарки. Помимо этого...
– Лиза!
– Ты подожди... Они время от времени могли зарабатывать на рецензиях! Ты вот, к примеру, начинающий поэт, приходишь в Союз писателей и говоришь, что хотел бы узнать мнение профессионала о своем творчестве. Ты оставляешь свои рукописи и через некоторое время получаешь официальный ответ, рецензию маститого автора: мол, ты – талантливый, и тебя ждет большое будущее или, наоборот, мол, вам, молодой человек, надо бы обратить внимание на то-то и на то-то, а еще лучше приходите к нам в студию, поучитесь у ваших коллег...
– Это ты все к чему?
– Да к тому, что сейчас всего этого нет. Весь Литфонд разграблен, писатели и поэты никому не нужны, они нищенствуют, многие спиваются, если, конечно, не пишут на заказ детективы и прочее. И многие ищут возможность напечататься. Это называется «за свой счет». Но на самом деле они редко платят из своего кармана. Как правило, у них есть спонсоры. И вот таким спонсором был Северцев. Мало того что он был богатым, он еще и неплохо разбирался в литературе. И это он, как я понимаю, «открыл» Любу Горохову. Поддержал ее, помог издаться и вообще оказывал ей всяческую поддержку. Думаю, что он оказывал такие вот финансовые, я бы сказала, знаки внимания далеко не всем поэтам или писателям, и те, как вполне можно предположить, завидовали Любе и люто ненавидели удачливого богатого Северцева.
– Думаешь, кто-то из них плеснул в спиртное атропин?
– Мне звонил Сережа, атропин действительно был обнаружен в двух рюмках. И Северцева с его другом на самом деле кто-то отравил, но вот кто? Это вопрос! Как ты думаешь, Люба, находясь в ясном уме, сделала бы это? И когда? Ведь вся компания перебазировалась к Саше Горевому, уехал туда и Северцев.
– Это не факт!
– Пусть. Но Любы-то точно там не было. Она после того, как все ушли, поехала в ресторан «Милан», где у нее, между прочим, была назначена встреча с Северцевым!
– Но он на встречу не пришел, потому что был уже мертв. Что ж, остается предположить, что он, отправив на такси всю это компанию, позвонил Мещерскому и пригласил его в гости к Любе. Возможно, у него был ключ от ее квартиры!
– Легко. Она запросто могла ему дать ключ, просто как другу.
– Или любовнику?
– В том-то и дело, что они не были любовниками! Люба вообще до недавнего времени не жила половой жизнью. И невинность она потеряла совсем недавно...
– Может, тогда, ночью? Когда она ночевала в гостинице, со Шториным или с Юдиным?
– Свидетели утверждают, что она была со Шториным. Что ж, могу предположить, что именно в то время, когда – если следовать нашей версии – Желткова украла деньги из гостиничного номера, Горохова и потеряла свою невинность... – объяснила Лиза. – А что мешало Северцеву воспользоваться ее благосклонностью на правах мецената?
– Может, он гей?
– Ладно, Гурьев, подумаем над этим вопросом. А пока что я предлагаю тебе следующий план. У меня есть составленный барменом фоторобот Шторина. Думаю, его надо в самое ближайшее время показать «перевозчику».
19
Иногда он спрашивал себя: почему Аркадий так легко дает ему деньги? Ведь он почти никогда не интересуется, зачем они ему нужны, и ни разу еще не упрекнул его. Да и денег дает столько, сколько он попросит, или даже больше. Что это, любовь брата или что-то другое, о чем Шторину не хотелось думать?
Ему было удобно думать, что Аркадий испытывает чувство вины за то, что он так хорошо сумел устроиться в этой жизни. Нашел золотую жилу – акупунктуру и так поверил в нее, что заставил поверить и всех остальных, и все теперь просто жаждали, чтобы он воткнул в них длинные тонкие иглы.
У самого Шторина, за что бы он ни брался, как-то ничего не получалось. Много раз он пытался открыть свое дело, занимался разведением орхидей, кактусов, выращивал у себя во дворе, в Балашове, нутрий и кроликов, но никакого особого дохода все это ему не приносило. Ему хотелось больших денег, которые позволили бы ему переехать из скучного деревянного дома, пропахшего молоком и яблоками, в большой город, где бы он мог затеряться, жить в чистой уютной квартире, обедать в ресторанах, пить виски и курить дорогие сигареты, встречаться с красивыми женщинами. Но никакие кролики или нутрии ему этого дать не могли. Помнится даже, он пытался обогатиться продажей тюльпанов, которые сам вырастил в теплице и даже «выгнал» точно к Восьмому марта. Но и это позволило ему прожить всего лишь неделю в городе – деньги улетали, как пепел по ветру...
