А вот дальше… Что же происходило дальше? Какие камни пытались отыскать в поляновской квартире неведомые «братки»?
«Братки»… Отчего-то мне стало обидно. Только я раскатала губенки, что имею дело с восхитительным, домашним, «английским» убийством без непременного присутствия уголовных элементов и мафии, как тут она и возникла.
Что-то я не могла сама справиться с этой проблемой. Ниточки не связывались. Не получалось у меня картины, в которой поместились бы ночные посетители Елены.
Я начала искать магические кости, с удивлением обнаружив, что их нет на том месте, где я их вчера оставила.
Стол был пуст. Я растерянно осмотрелась вокруг и не нашла их. Признаться, мне стало не по себе. Со мной явно что-то происходило: я прекрасно помнила, что оставила мешочек с костями на столе! Я была готова поклясться в этом на Библии!
Впрочем, вчера мне казалось, что я взяла ключи, а они покоились дома в ожидании меня… Так что вполне возможно, что кости лежат в сумке…
Я бросилась к сумке. Там их тоже не было. Меня прошиб холодный пот — кому нужен детектив с начавшимся склерозом? «Стоп, — приказала я себе, — сосредоточься на имеющейся проблеме». Проведя ладонью по лбу, я упорядочила сумбурное движение мыслей. Мой взгляд упал под стол, где преспокойно лежал мешок, тщетно мной разыскиваемый. Значит, я просто незаметно для себя смахнула его на пол. Такое случается…
Но со мной такого раньше не случалось никогда!!!
* * *
Когда я взяла в руки мешочек с костями, я вдруг уловила странный запах. Мне показалось, что, кроме меня, в комнате присутствует еще некто. Я обернулась. Никого не было. Я была одна. Тем не менее стены моего дома явно хранили память о некоем пришельце. Возможно, помимо меня, в этой квартире спрятался еще кто-то посторонний… По спине противно поползли холодные струйки пота. Мне стало не по себе.
«Спокойно, — приказала я, — не расслабляйся».
Осторожно, стараясь не скрипеть половицами, я прошла на кухню, потом в ванную, заглянув даже по дороге в туалет, и выглянула на балкон.
Никого в моем доме, кроме меня, не было. Я облегченно вздохнула. И тем не менее я отчетливо ощущала посторонний запах. Впрочем, после такой ночи чего только не померещится.
Я присела на краешек кресла, прикрыв глаза. Ощущение того, что мою квартиру в мое отсутствие кто-то посетил, не проходило. Иногда стены вашего дома хранят воспоминания о ваших гостях. Моим стенам что-то не нравилось. Они будто пытались предупредить меня о чем-то. Или пожаловаться на то, что, пока я моталась невесть где, сюда приходил жутко неприятный им посетитель. Впрочем, если он действительно был, то почему не нарушен порядок? И все на месте, за исключением костей, которые он уронил… Стоп. Что лежало у меня на столе?
Я бросила взгляд на стол. Ничего не пропало. Копия аудиокассеты, пакет с деньгами… Версия о грабителе отпала. Что еще?
Я вздрогнула. На столе отсутствовала видеокассета, переписанная мной с чернецовской. Я рассчитывала просмотреть ее повнимательнее в надежде уловить хоть какую-то зацепку, хоть какой-то кадр, где случайно появилась бы «Ауди» темного цвета.
Отчаянно надеясь, что кассета тоже могла упасть на пол или оказаться в магнитофоне, я обыскала все возможные места — ее нигде не было.
Значит, они перешли в атаку. Они боятся.
* * *
Как жаль, что зеркало не может оставить внутри себя образ человека, прошедшего мимо! Честное слово, пора подумать о встроенной видеокамере. Единственным свидетелем был мой мешочек с костями. Я достала их оттуда, и, вырвавшись на свободу, они весело запрыгали по ковру. Остановившись, они показали результат: 22+28+12.
Спасибо, поблагодарила я. Я и так догадывалась, что рядом со мной коварные враги. Только вот их имена остаются мне неизвестны.
На втором броске они попытались меня успокоить, сообщив, что «я найду выход из затруднительного положения», пояснив третьим броском, что случится это с «помощью собственной ловкости или благодаря чужой глупости».
В свете последних событий, когда мое поведение оставляло желать лучшего, мне, увы, оставалось рассчитывать скорее на второе. Что-то теперь я не могла похвастаться ловкостью.
25+3+14.
На этот раз мне сообщили, что мои противники делают все, чтобы добавить проблем в мою и без того чересчур проблематичную жизнь.
Мысль о том, что кто-то старается сделать ее интереснее, повергла меня, признаться, в некоторое уныние. Впрочем, вспомнив, что это один из смертных грехов, я постаралась избавиться от него как можно скорее.
Тем более что мой неспокойный телефон вновь призвал меня к себе, и я услышала голос Генки:
— Танюша? Я, собственно, тебя беспокою вот почему — сегодня в музее открывается выставка Михаила. Думаю, тебе это будет небезынтересно.
Мне это действительно было интересно. Я помнила слова Виктора о том, что понять художника можно через его творения. А понять Полянова мне ох как хотелось…
* * *
Открытие выставки, даже посмертной, всегда носит несколько презентационный характер. Большинство людей являются на них с целью увидеть, что же сделал мой собрат за свою долгую или недолгую жизнь. Некоторые откровенно заняты показом себя. Но в целом наша богема выгодно отличается от других слоев некоторой интеллигентностью.
Так что показ себя обычно происходит мягко, ненавязчиво и почти незаметно.
Выставка получилась. Помимо живописных полотен здесь были его рисунки, наброски украшений и ювелирные изделия.
В фойе висел его автопортрет, около которого я ненадолго остановилась. У него были потрясающие глаза — огромные, темные и глубокие. В этих глазах неуловимо и непостижимо соседствовали боль и легкая ирония по отношению к этой боли. Оказывается, Михаил Полянов был очень красив.
Портрет был прекрасным. В этой работе ему удалось передать себя почти осязаемым. Казалось, что он присутствует здесь и даже пытается что-то сказать, причем складывалось впечатление, что он хочет открыть тебе некий секрет, давно тебя волнующую тайну.
Я оторвалась от бездонного взгляда его темных глаз с трудом. Мне даже показалось на мгновение, что сейчас он скажет, кто сидел в машине, сбившей его, и что, уходя, я предаю его.
Но надо было идти. Надо было увидеть все и постараться понять. Понять то, что он хотел сказать мне своим взглядом…
* * *
Народу на выставке было много — то ли от извращенного интереса наших обывателей к смерти, то ли оттого, что Михаил действительно вызывал к себе интерес и уважение. Он, несомненно, был талантлив, если не сказать больше. Для меня стали потрясением его работы из стразов — Генка был прав. Полянов мог со временем подняться выше его. Его талант был мощнее, чем у Генки, — простое стекло сияло великолепными гранями, превращающимися на глазах в ослепительно яркие оттенки разных тонов.
