– Боже мой! – ахнула Лариса, прикрывая рот от ужаса.
На ногах Камиллы, возле щиколоток, образовалось покраснение и вздулось два пузыря.
– Катюша! – Лариса не выдержала и разразилась плачем. – Дочка, больно, да?
– Нет, – с удивлением рассматривая свои ноги, проговорила девушка. – Ты знаешь, мама, мне совсем не больно!
– Она в шоке, – прокомментировал Вадим.
– Так! – взял ситуацию в свои руки Бобров. – Едем в ожоговый центр! Немедленно!
Доехав до нужной улицы, я свернула на мост, который вел в сторону тарасовского ожогового центра. Введя «Тойоту» во двор, остановилась. В некоторых окнах горел свет: центр работал круглосуточно. Бобров помог дочери выбраться из машины, они с Вадимом бережно взяли ее под руки и повели к дверям. Лариса хотела было пойти вместе с ними, но Бобров попросил ее остаться. Мы вместе сидели в машине.
Бобров и Вадик отсутствовали минут тридцать-сорок. Наконец они появились на крыльце лечебного корпуса и прошли в машину.
– Все в порядке, ее поместили в отдельную палату, обработали раны и сделали обезболивающий укол со снотворным, – успокаивающе ответил Бобров на немой вопрос жены. – Так что все в порядке, завтра мы ее навестим, а пока можете ехать домой.
– Как домой? – забеспокоилась Лариса. – А ты?
– А нам с Евгением Максимовной нужно кое-куда съездить, – уклончиво сказал Всеволод Евгеньевич. – Не волнуйся, это ненадолго. Вадик, – повернулся он к молодому человеку, – отвезешь Ларису Владимировну?
– Без проблем, – тут же отозвался Вадим, и Бобров по телефону вызвал такси.
– Только останься с ней до моего приезда! – строго предупредил он, и Вадик молча кивнул.
Усадив жену с ее сопровождающим в машину, Бобров облегченно выдохнул и обратился ко мне:
– Так, слава богу, главное утряслось. Остались пустяки…
И он как-то нехорошо усмехнулся.
– Какие пустяки? Что вы надумали? – спросила я.
– Едем к Заварзину! – требовательно сказал Всеволод Евгеньевич.
– Зачем?
– Разговор есть!
– Вы думаете, это он все организовал?
– Уверен!
И Бобров сел в машину. Я не стала спорить, так как и сама считала нужным разобраться во всем. Сейчас был хороший шанс расставить все по местам. Заварзин и впрямь мог оказаться тем негодяем, что в течение последнего времени сживал Боброва со свету. И дело, оказывается, вовсе не в финансовых делах Боброва, а в его дочери и творческих амбициях. Хотя… Какие там, положа руку на сердце, творческие? Просто амбиции…
По дороге я кое-что решила выяснить у Боброва.
– Вижу, вы настроены решительно, – сказала я. – Давайте-ка кое в чем разберемся. Как думаете, Заварзин всерьез заинтересован в сольной карьере дочери?
– Да, – не думая, ответил Бобров.
– Настолько серьезно, что мог пойти на убийство вашего сына? – прямо уточнила я.
Бобров застыл, потом сказал уже не очень уверенно:
– Заварзин всегда был козлом и моральным уродом, способным на любую подлость. На любую! Но вот убийство… Раньше за ним подобных дел не водилось, еще в пору его бытности бригадиром. Ну, морду набить, деньги отобрать – да. Наркота – само собой. Но убийств не было, это стало бы известно в городе. Я знаю, что он мелкий пакостник, любящий подстраивать всякие каверзы. Как вот, например, сегодня. Кстати, уничтожить человека может легко. Но не физически, а подставив его. А насчет убийства – не уверен. Хотя… Знаете, время идет, все меняется. Может быть, деформировался до того, что и убийством не гнушается. Не сам, конечно. Что ему? Бабки отстегнул – заказ выполнен!
«Значит, если это Заварзин, то для убийства Михаила Боброва он нанял того самого киллера, что совершил три убийства – в Самаре, Твери и Питере, – подумала я. – И, в общем-то, все согласуется. Пусть Михаил некрупная величина, но если Заварзин нацелился на его отца, то все логично».
– А деньги у Заварзина есть, – в задумчивости продолжала я.
– Деньги есть, – подтвердил Бобров. – Совести нет.
– Я не об этом! – отмахнулась я.
– Да я понимаю. У него не хватает власти, потому что из влиятельных людей с ним мало кто хочет иметь дело в силу причин, о которых я уже говорил. А власти ему хочется. И ради самоутверждения, чтобы повысить свой авторитет, чтобы его боялись, он мать родную продаст. Не ради денег – ради общего страха.
– Приятная личность, – усмехнулась я.
– Да уж, – вздохнул Бобров.
Тем временем мы проехали мимо глазной клиники и повернули к Волге.
– Далеко еще? – спросила я.
– Нет, вон за тем поворотом дом, – сказал Бобров.
Мы подъехали к добротному дому, огражденному воротами. В окнах второго этажа горел свет. Бобров выскочил из машины и, пройдя вперед, замолотил по воротам.
– Открывай давай! – заорал он.
На шум вышел коренастый парень и, торопливо прошагав по дорожке, грубо спросил:
– Чего надо?
– Открывай давай! – голосил Бобров. – Или я все сейчас здесь разнесу!
Я подоспела сзади. Охранник не спешил отпирать.
– Вот сейчас милицию вызову, – ухмыльнулся он, доставая сотовый телефон.
– Давай, давай, вызывай! – орал Всеволод Евгеньевич. – Или я сам милицию вызову! За телесные повреждения моей дочери я вас лично всех размажу!
Охранник потянулся за пистолетом, висевшим в кобуре на боку. В этот момент дверь дома распахнулась, и на пороге появился сам хозяин. Он уверенной и даже ленивой походкой двигался к нам. Он был в домашнем пуловере с капюшоном и спортивных брюках. Увидев его, Бобров затрясся от злобы. Заварзин подошел и, театрально разведя руками, протянул:
– Ба-а-а! Какие лица! А что ж ты не на концерте? Музычка не удалась?
– Ах ты, гад ползучий! Я тебя сейчас раздавлю на месте! – ужом завертелся Бобров.
Заварзин, не боясь, подошел вплотную к воротам. Бобров через прутья ворот ухватил его за ворот пуловера.
– Ты ручонки-то убери! – с нажимом произнес Заварзин. – Тебя предупреждали по-хорошему, чтобы убирал свою мокрощелку? Ты не внял? Не внял! Вот и пеняй на себя. Хреновый ты отец! О здоровье дочери совсем не заботишься.
Бобров с силой сжал мягкую трикотажную ткань и потянул Заварзина на себя. Подскочивший охранник саданул ему по пальцам чем-то, лязгнувшим по металлической решетке. Я выдернула ствол и направила ему в лицо. В левой руке я сжимала гранату. Глядя прямо в глаза Заварзину, четко проговорила:
– Если не откроете по-хорошему – бросаю во двор. Дом взлетит на воздух вмиг, и вы вместе с ним.
– Ты кто такая, шалава? – воззрился на меня Заварзин.
