Даже, дрянь, стулья не вытащила из зала заседаний. А могла бы! И народ вынужден стоять, подпирать стены и ждать, ждать, ждать. А чего? Очередного гневливого разноса? Так и созывать всех не было бы нужды. По телефону наорал бы. Работа к тому же стоит, а ее невпроворот. Потом сам спросит с людей за это и снова наорет.
Может, уволиться? Дина наморщила лоб, внезапно задумавшись о перспективе увольнения. Может, и правда стоит? Ее в конкурирующую компанию звали, зарплату давали в полтора раза выше. И что, если придется на дорогу тратить куда больше времени? И что, если придется жить в квартире, а не в ведомственном жилье? Подумаешь!
Да нет…
Дина со вздохом отвергла эту идею.
Подумаешь, сто раз подумаешь, прежде чем заявление на увольнение подашь. Сейчас с нее за жилье почти ничего не берут. Квартирка хоть и тесная, но зато отдельная, чистая, с хорошим ремонтом. А станет она снимать жилье, и придется половину этой хорошей зарплаты отдавать. Перспектива езды через весь город тоже не вдохновляла.
И еще было одно, из-за чего она медлила.
Анкетирование! Жесточайшее анкетирование, как при приеме в серьезные органы. И даже, болтали, тамошний директор некоторым сотрудникам предлагал пройти проверку на полиграфе. Это что? Это же никуда ведь вообще не годится! Она же не сможет обмануть машину! Такую умную и непредвзятую. Это людям можно соврать, можно что-то недоговорить, можно промолчать и отойти в тень. С этой умной машиной и подобным анкетированием проблем ей хватит на всю оставшуюся жизнь. Она же…
Она же все равно чувствовала себя виноватой, хотя виноватой словно бы и не была.
Вспомнив события десятилетней давности, Дина помрачнела. Время икс приближалось. Оно неотступно надвигалось на нее, как страшная черная грозовая туча. И как теперь? Куда теперь? Перемена места жительства и работы не помогут. В этом она была уверена.
– Заходите, – протянула секретарша Таня, выслушав распоряжения по внутренней связи. – Сейчас начнется…
Все разом шумно выдохнули, вкладывая в ее слова совершенно иной, свой для каждого смысл.
– Явились?! – немедленно взвился руководитель, забыв поприветствовать присутствующих. Не все рассесться успели. – И что мне с вами делать прикажете? Поувольнять всех к чертовой матери?!
Дина не прислушивалась. К подобным вступлениям она давно привыкла. Переживала первые полгода, потом прекратила, поняв как-то вдруг и сразу, что этот ор вообще не может для нее иметь никакого значения, ни хорошего, ни плохого. Вот Мария Ильинична Ражева всегда переживала. И так и не научилась воспринимать утреннюю перебранку с философской стойкостью. Пускалась в объяснения, волновалась, краснела, ее никто не слушал, директор с первых же слов ее перебивал, начинал говорить с кем-то еще, а она заводилась еще сильнее. Заканчивалось все обычно при закрытых дверях, это когда все уже выходили, а она оставалась. Либо валидолом, который ей пытались сунуть под язык, если ей прямо в приемной становилось плохо.
– Игнатова! – вдруг рявкнул директор. – Все мечтаешь?!
Дина вздрогнула и оторопело заморгала. Никогда прежде ее скромной персоне ведущего специалиста не уделялось внимания. Ее обходили как похвалой, так и гневом. Неужели ее время пришло?
– Слушаю вас, Валерий Юрьевич.
Дина посмотрела на него исподлобья. Не из-за дурного настроения, в котором она пребывала с той самой минуты, как на горизонте ее жизни забрезжило страшное ненастье. А из-за того, что она просто всегда так смотрела на собеседника. Манера у нее была такая, привычка.
– Она меня слушает! – фыркнул он со злобой. – Это я тебя слушаю!
– О чем? – уточнила она, потому что он внезапно замолчал, уставившись на зазвонивший телефон на его столе.
– Замолчи! – простер он вдруг ладонь в ее сторону. Оглядел всех собравшихся. – И вы все замолчите!
Звонок был важным, очень важным. Это поняли все, даже Ражева, которой уже становилось худо, щеки у нее побледнели, а на лбу выступила испарина.
Директор вдруг начал говорить, и не говорить даже, а оправдываться, таким непривычно заискивающим тоном, он почти пришепетывал, без конца увещевая какого-то Константина Сергеевича.
– Полноте, Константин Сергеевич, да ну вас! – с шелестящим смешком повторял Валерий Юрьевич через раз. – Да ну что вы… Да ну как можно! Да, да, да, конечно – да!..
Казалось, директор совершенно забыл о людях, которых он собрал у себя в кабинете, настолько он был поглощен беседой. И неприятной беседой, заметьте! Ему она была неприятна. Человек, висевший на проводе, наседал и наседал, его достаточно громкий голос слышали те, кто сидел по правую и левую руку от директора. Ражева точно слышала. И слышала предостаточно, раз на ее щеки снова вернулся румянец, испарина на лбу высохла, а глаза наполнились едким, мстительным торжеством.
Дине было плевать. Она наблюдала за всеми с отсутствующим видом, пытаясь припомнить, в связи с чем это его величество обратило вдруг на нее свое внимание? По работе был полный ажур, тут без вариантов. Таньке она на днях нахамила? Но та заслужила, дрянь такая! Что еще? Вчера вечером, уходя с работы, она наткнулась на изучающий взгляд Валерия Юрьевича. Он стоял у конторки охранника, отдавая тому какие-то распоряжения. А она как раз спускалась по лестнице. Он на нее и уставился. Начал со щиколоток, поднял взгляд к ее коленям, потом «пополз» выше, задержался на ее груди, потом на губах… Глазам женщины его внимания не досталось. И что с того? Он на всех так таращится. На всех, кроме Ражевой.
Нет, тут что-то еще было. А что?
– Понятно! Конечно, понял! Константин Сергеевич, заметано! – Подрагивающей, свободной от телефонной трубки рукой директор стукнул себя по груди, наступила тишина, трубка опустилась на аппарат, и послышался сдавленный, но все же внятный, вполне директорский шепот: – Мразота… Ох и мразота…
Тишина в кабинете воцарилась такая, что в ушах у многих зазвенело. Дина тоже напряглась. Не из-за нечаянно оброненных директором слов, а из-за того, что она вновь ждала его неприятного внимания. Но неожиданно пронесло. Зато досталось всем в куче.
– Если я узнаю, что кто-нибудь… – начал он, шумно дыша, – если узнаю, что хоть одна сволочь вынесла из этого кабинета то, что только что слышала… Пеняйте на себя!
– А то что?
Кто бы, вы думали, выступил? Ражева!
Этот божий одуванчик, еще каких-то десять минут назад готовый шлепнуться в обморок, вдруг обрел почву под ногами и смотрел теперь на предмет многих своих несчастий с вызовом, да!
– А то! – гавкнул Валерий Юрьевич и добавил чуть тише: – Пришибу, как моль… Еще вопросы есть?
Вопросов не было.
– Тогда я вас не задерживаю. Все свободны. Кроме… – его мятущийся взгляд вдруг остановился на Дине, а подрагивающий указательный перст ткнул прямо ей в лоб. – Кроме Игнатовой. Дина, останься!
Задвигались стулья, зашуршали ставшие ненужными бумаги, захлопнулись папки, потом дверь. Они остались вдвоем.
