«Как нелепо и страшно сложилась судьба когда-то успешной и красивой девушки с ангельским именем — Ангелина, — подумал Тарасов. — Сорок с лишним лет назад она влюбилась, оставила дочь пожилому мужу, сама окунулась в новую жизнь и теперь платит по счетам. За невнимание, беспечность… глупость, в конце концов».
Словно подслушав его мысли, Ангелина Ивановна произнесла:
— Дом, машина и некоторая сумма денег оформлены на Лидию. Если меня арестуют, какое-то время они смогут жить безбедно.
— Ждали и подготовились? — покачал головой Тарасов.
— Да. Ответ буду держать одна я. Они ни в чем не виноваты.
— Четыре года назад Вяткина прикрыла вашу кражу? — Капитан посмотрел на главбуха и встретил такой изумленный взгляд, что невольно похвалил себя, умного.
— Да… Откуда вы… откуда вы знаете?
— Ну, нетрудно было догадаться. Пока Галина лечилась от алкоголизма, вы ее замещали. Получили доступ и информацию по всем счетам «Гелиоса», а после возвращения Вяткиной на работу осуществили перевод денег. Так, да? Но следы остались, и Вяткина, скорее всего, их заметила. Заметила, но прикрыла?
Дождавшись кивка Троицкой, капитан достал сигареты и закурил.
— Вы знаете, почему она это сделала?
— Теперь знаю.
— Только теперь? — удивился Тарасов.
— Сегодня я получила от нее письмо.
Сигарета чуть не выпала из раскрытого рта Валерыча.
— Письмо от покойницы?!
— Да. — Троицкая встала, поднялась на крыльцо, но, открыв дверь, не вошла в дом. Остановилась на пороге и сказала Тарасову: — Раньше, полчаса назад, я сомневалась, стоит ли показывать его вам, Михаил Валерьевич. Но сейчас мне почему-то кажется, что вы не сделаете вреда моим близким.
А капитан сомневался. И видимо, пожилой главбух была умнее его. Вернее сказать так: неким шестым чувством Ангелина Ивановна разглядела в Тарасове мужское благородство, на которое так чутки женщины, вне зависимости от возраста и жизненного опыта.
Письмо состояло из нескольких частей. Ангелина Ивановна протянула Тарасову одну из них, остальные оставила в конверте. Михаил Валерьевич повертел в руках четыре сложенных листа бумаги, посмотрел, как горят серые яблоневые листья, и тихо произнес:
— Ангелина Ивановна, вы понимаете, что, прочитав это послание, я буду вынужден доложить о нем начальству. Сокрытие важной информации — должностное преступление.
— Я понимаю, Михаил Валерьевич. Читайте.
Тарасов вздохнул и развернул письмо.
«Ангелина Ивановна, вина не позволяет мне обратиться к Вам со словами «уважаемая» или «дорогая». Я очень виновата перед Вами. Я знаю, кто Вы. Я видела Вашу дочь на суде и узнала ее, встретив вас всех вместе на детском празднике в городском саду.
ПРОСТИТЕ.
Сама я знаю: ни на этом, ни на том свете мне не будет прощения. Даже раскаявшиеся преступники, совершив самоубийство, не попадают на Небо. Они горят в аду. Но ад, которым стало мое земное существование, ничто в сравнении с вечными муками. Я устала. И моя смерть должна послужить наказанием негодяям.
Много лет назад я была влюблена. До одури, до обморока. Ответную любовь я решила получить любым путем. Своей ложью я уничтожила чужую жизнь. Жизнь Ольги, Вашей внучки.
Этим посланием, любой его частью, Вы, Ангелина Ивановна, можете распорядиться по своему усмотрению.
Прощайте.
Галина Вяткина».
На этих словах, не закончив полуисписанный листок бумаги, Галина оставила вступление к первой части. Несколько удивленный, Тарасов отложил бумагу в сторону и начал читать вторую страницу.
«4 августа … года мне на мобильный телефон позвонила подруга Марта Игоревна Потапова (теперь Гольдман) и попросила обеспечить алиби Гудовину Владимиру Александровичу. В то время я и Гудовин находились в любовной связи.
5 августа, в годовщину смерти моей матери, я объявила родственникам, что Гудовин мой жених и мы прибыли в Кашин вместе, вечером 4 августа…»
На трех страницах, очень подробно, Галина описала события семилетней давности. За годы службы в органах Михаил Валерьевич повидал достаточно, чтобы полагать — удивить его практически невозможно. Но то, что придумала и, главное, воплотила Марта Игоревна Гольдман, поразило капитана до глубины души. Невероятная, изощренная жестокость помогла женщине добиться цели — штампа в паспорте на страничке «семейное положение».
Дважды перечитал капитан три листа бумаги, мысленно сравнил прочитанное с результатами следствия, сданного в архив, и вздохнул: «Кому-то нагорит по шапке. Впрочем, за дело».
Троицкая не отвлекала капитана от чтения, она надела рукавицы и пошла в сад, сгребать под яблонями опавшую листву.
— Ангелина Ивановна, — позвал Тарасов.
Женщина подошла.
— Вы показывали это письмо Лидии?
— Нет. К счастью, сегодня не Катенька, а я вынимала почту, и Лидия ничего не знает о письме.
— Дайте, пожалуйста, вторую часть.
Троицкая достала из кармана рабочего халата
конверт и отдала его капитану.
— Вторая часть письма адресована не только мне, Михаил Валерьевич, но и вам, — сказала она и ушла к деревьям.
Тарасов закурил и достал из конверта сложенный листок бумаги. Когда он его разворачивал, увидел, что внутрь вложена еще одна небольшая полоска бумаги, исписанная мелким убористым почерком.
«Ангелина Ивановна, — значилось на ней, — я не знаю, как Вы поступите с этим признанием. Я отправляю его с единственной целью — я не хочу, чтобы в моей смерти обвинили невиновного, постороннего человека. Я хорошо знаю свою «подругу» Марту Гольдман. Она может устроить невероятную гадость, а моя смерть должна послужить одному — я хочу заставить «дорогую подругу» испытать то, что испытывает человек, обвиненный в преступлении, которого не совершал.
Признаюсь честно, мне бы очень хотелось пропустить ее через ВЕСЬ кошмар, который она уготовила для Вашей внучки, но, увы, это вряд ли получится. Для того чтобы быть осужденной, Гольдман слишком умна. Она может найти еще одного козла отпущения и обвинить в моей смерти хорошего человека. Если так случится, обязательно покажите это письмо следователю.
Впрочем, есть надежда, что два старых сообщника — Марта и Гудовин — и без следствия перегрызутся до смерти…»
Капитан вернул записку в конверт и принялся за чтение последнего, пятого листа послания.
«Капитану Тарасову, — стояло в уголке страницы. — Михаил Валерьевич, если Вы читаете это письмо, значит, меня уже нет в живых. На случай, если у меня не хватит духу завершить начатое, я пересылаю его Вам через Ангелину Ивановну. Мотивы своего поступка я объяснять не стану. Можете считать это местью человеку, много лет назад сломавшему мою жизнь и жизнь многих.
