Так все и началось. Попытались было войска подвести, но
только танки и боевые вертолеты не заводились, а солдат страх-птички разрядами
тока по всей Москве разогнали. Пока в США и других странах думали, что бы это
все значило, страх-птички и туда долетели. Размножались они быстро, накинутся
кучей на какой-нибудь несчастный бронетранспортер, разберут по винтикам и новых
птичек налепят. А подчинялись только Стасу и немножечко — другим детям. Помимо
охраны моего брата и остальных детей, они еще и преступников разогнали. Стоило
хотя бы рубль украсть, чтобы налетала стая и проводила экзекуцию на всю тысячу.
Так что милиция уже неделю маялась бездельем.
Через неделю в мире ни одной армии не осталось, а
страх-птичек стало так много, что даже самые упрямые генералы и грабители
поняли — лучше не лезть на рожон. Тем более, что когда пару птичек поймали и
размонтировали, оказалось, что внутри у них нет ничего, кроме шестеренок и
батареек «Крона». И как они летают, да еще током бьются — одному Стасу ведомо.
(Я-то, конечно, понимал, что и ему это неведомо. Слаб он был в технике. Велел птичкам
летать, размножаться и военных разгонять, они и послушались. Магия!)
...Слава нам все это рассказал с удовольствием и взахлеб. И
только потом удивился — вот что значит юный возраст.
— А вы ничего этого не знали?
— Не знали, — признался Кубатай и опасливо
погладил мальчика по голове. — Мы это... гастролировали. В джунглях
Мадагаскара. Были полностью отрезаны от цивилизации.
— На Мадагаскаре? — Слава просиял. — Ой, как
здорово! А вы видели там марабу?
— Да, — с сомнением ответил Кубатай.
— У него действительно красная голова, темно-зеленая
спина и белый живот?
— Ну, ты довольно верно описал моро... Марабу.
— Как я вам завидую... — не по-детски тяжело
вздохнул мальчик.
— Ох, нам же пора! — стремясь уйти от орнитологии,
воскликнул Кубатай. — Мы обещали быть в цирке и сегодня же приступить к
выступлениям. Так что извини, Славочка...
— Я вам помогу! — просиял мальчик. — Вы
впятером выступаете?
— Мы? Нет, втроем. Я, пингвин, и Смолянин. А эти...
э... дяденьки, они просто поклонники.
— Вас сейчас доставят в цирк! И проследят, чтобы никто
не мешал до самого выступления!
С этими словами заботливый мальчик Слава щелкнул пальцами, и
с крыши ближайшего дома слетел десяток страх-птиц.
— Срочно отведите этих двух клоунов и пингвина в цирк!
И пусть им никто не мешает репетировать и выступать! Особенно пингвина
охраняйте!
Я навсегда запомню скорбный взгляд Кубатая, сообразившего,
что он стал-таки клоуном. «Ищите Стаса в Кремле!» — прошептал он и побрел по
улице. Смолянин понял происходящее не так быстро, и одна из страх-птичек
щелкнула его по голой ноге искрой. Тот ойкнул и поспешил за Кубатаем и Орликом.
А Слава еще раз печально вздохнул и посмотрел на Холмса.
— А вы никуда не торопитесь? — с надеждой спросил
он. — Вам не надо помочь? Стас велел детям относиться к взрослым вежливо и
помогать по мере сил.
— Спасибо, милый ребенок, — торжественно сказал
Холмс. — Нам не нужна помощь. Мы справимся сами.
Эх, что-то я в этом сомневался...
Как мы до Красной площади добирались — отдельная история.
Целую книжку можно написать. Холмс еще ничего, а вот Ватсон перед каждым
фонарным столбом восхищался прогрессом науки, в метро же его чуть инфаркт от
радости не хватил. Я проводником работал: куда полечу, туда и идут бедные
англичане. Один раз я от воробья увернулся, в кусты спрятался, так Холмс с
Ватсоном тоже туда ломанулись! Ужас, одним словом.
А на Красной площади мы поняли, что никакой человек до Стаса
добраться не сможет. Всю кремлевскую стену страх-птички облепили, а в воздухе
их было столько, что казалось — грозовая туча зависла. Глянул Холмс на это
безобразие, покачал головой и сказал мне:
— Ну что ж, милый друг, на вас вся надежда. Пусть
ваши... э-э-э... миниатюрные размеры и... э-э-э... быстрые крылья совершат
чудо. Летите!
И я полетел. Страх-птицы, к счастью, на меня никакого
внимания не обращали. А обычных возле Кремля не было — боялись металлических,
наверное.
Кремль — сооружение огромное. Но у меня был надежный
ориентир — то здание, возле которого больше всего страх-птиц вилось. Отдохнул я
на подоконнике и стал искать форточку. Ни одной открытой! Пришлось лезть сквозь
выключенный кондиционер... страшно, между прочим, было. Такое ощущение, словно
внутри завода бредешь. Пропеллеры, трубки, провода. Но я все преодолел.
Потому что очень уж мне человеком стать хотелось.
И мне повезло — в огромном зале, с увешенными картинами
стенами и мозаичным потолком я увидел своего брата.
Стас сидел на самой обычной кухонной табуретке. Был он
грустный и мрачный. Медалей и орденов на его костюмчике еще прибавилось. На
полу перед ним стоял цветной телевизор с подключенной к нему игровой приставкой
«Кенга». Отдыхал от дел, небось.
Хотел было я сразу к брату кинуться, но что-то мне не по
себе стало. А вдруг Стас теперь такой же противный, как Кащей? Если к его
испорченному сочинительством характеру прибавилась еще и магия... ой-ей-ей! И,
прилипнув к потолку, я стал наблюдать.
А Стас посидел-посидел, вынул из кармана батончик «Марса»,
слопал, потом почесал затылок и громовым голосом, напомнившим мне Кащея,
крикнул:
— Бамбара-Чуфара! Лорики-Ерики! Явись передо мной мой
военный министр, повелитель страх-птичек, Колька Горнов!
Раздался треск, вспышка, и перед Стасом появился обеденный
стол, за котором сидел мальчик лет двенадцати. В одной руке он держал кусок
хлеба, в другой — ложку с борщом. Мальчик был угрюмый, остролицый, чем-то сам
напоминавший страх-птицу.
— Звал, начальник? — зачем-то поинтересовался
Горнов, откладывая надкушенный хлеб.
— Ага. Обедаешь?
— Ага.
Минуту Народный Диктатор и его военный министр молчали.
Потом Стас спросил:
— Как в мире? Порядок соблюдается?
— В общем-то да, — уклончиво ответил
Горнов. — Но если честно — не очень.
— Давай, расказывай, — оживился Стас. — Детей
обижают?
— Да нет, — вздохнул Колька, с тоской поглядывая
на остывающий борщ. — Дети друг друга обижают. Подерутся — и давай звать
страх-птичек! Те — налетят и метелят друг-друга... ну и драчунам достается.
Поголовье птичье падает!
— А что делать? — растерялся брат.
