– Ой, Генрих, прошу тебя – не надо о полиции! Ты же знаешь, что следователь, ведущий дело Анатолия, – лицо заинтересованное? Не уверена, платят ему или же запугивают, но к нему обращаться бесполезно!
– Но есть же другие места…
– Есть. У нас, в России, две инстанции, обращаясь в которые можно гарантировано получить комплекс ответных мероприятий.
– И что же это за инстанции? – заинтересованно спросил Генрих.
– Телевидение и Президент Российской Федерации.
– Ты серьезно?
В глазах Генриха читалось недоверие.
– Абсолютно. Но, как ты понимаешь, для обращения в любую из этих инстанций требуются доказательства, и я надеюсь, ты сумеешь их добыть. Вкупе с тем, что удалось выяснить нам с Дашей, возможно, дело сдвинется с места!
– Знаешь, – задумчиво пробормотал он, – я никогда не могу угадать, когда ты шутишь, а когда говоришь серьезно!
– Но ведь это и освежает наши отношения, верно? – усмехнулась я. – Иначе было бы скучно!
– Мне кажется, нам с тобой скучать не придется.
Рука Генриха мягко легла поверх моей, и я ощутила, как по всему телу прокатилась приятная волна. Рано или поздно, это должно было произойти!
– Твоя дочь скоро придет?
– Она не появляется раньше одиннадцати.
– Ну, так чего же мы ждем?
Действительно, чего? Поднявшись, я взяла Генриха за руку и повела в свою спальню.
* * *
Олегу здорово повезло: нож лишь скользнул по ребрам, однако он потерял много крови. Поговорить с ним Даше не удалось: пациент находился под действием снотворного, так как это оказался единственный способ удержать его в лежачем положении. Ее мучил вопрос: почему на Олега напали? Виной ли тому дело Толика или он, как любой детектив, имеющий немало врагов, пострадал от одного из них? Если проблема в «Фармаконии», то почему прицепились именно к Олегу – почему не к ней самой? Или это было бы слишком очевидно, поэтому решили устранить человека, близко подошедшего к тем, кого трогать не полагалось?
Обо всем этом Даша размышляла, направляясь к Анатолию. Ей не потребовалось много времени, чтобы заставить прокурора подписать постановление об освобождении Толика под залог. Она взяла кредит, который банк выдал ей с удовольствием, так как Даша являлась ценным клиентом.
Дверь открылась после первого же звонка, как будто Толик стоял под дверью.
– Ну, ты даешь! – рассмеялась Дарья, входя.
В гостиной царил беспорядок.
– Я тут стирку затеял, – виновато пояснил Анатолий. – Грязное белье уже давно лежало…
– Да не извиняйся ты! – отмахнулась она. – Лучше скажи, пожрать есть что-нибудь?
– Только пицца.
– Сойдет!
Даша накинулась на еду, как оголодавшая гиена, и Толику оставалось лишь изумленно пялиться на то, как куски пиццы исчезают из картонной коробки.
– А как же твои салатики? – поинтересовался он. – Помнится, ты так о фигуре беспокоилась, что ничего, кроме травы, не ела!
– Между прочим, – с трудом открывая рот, набитый пиццей, ответила Даша, – это моя первая еда за весь день: твоими делами занималась! А салатики… Это только мама с Оксанкой могут есть и не толстеть – так уж они устроены, а мне приходится калории считать!
– Можешь расслабиться, полнота тебе не грозит.
– Да, а ты папашку моего видел? То-то! Гены в кладовку не засунешь, так что у меня есть все шансы не пролезть в дверной проем, когда мне стукнет пятьдесят!
– Если будешь питаться пиццей раз в день, то не доживешь до столь преклонного возраста.
– О, теперь со мной говорит доктор Хаус? – скривилась Дарья.
Несмотря на дни, проведенные в ИВС, выглядел он свежим и отдохнувшим. Даже странно, потому что Даша, бросив на себя взгляд в зеркало перед выходом из машины, увидела изможденное лицо и волосы, явно нуждавшиеся в укладке. Обычно она не позволяла себе так распускаться, но последние несколько дней выдались тяжелыми, и она сама себя не узнавала.
– Спасибо тебе, – вдруг сказал Толик, посерьезнев. – За все, что ты делаешь, несмотря на то, что я тебе постоянно мешаю.
Она удивленно взглянула на него.
– Как же иначе, ведь я твой адвокат?
– Понимаешь… Может, я неправильно понимаю, но мне показалось, что ты относишься к этому делу не только как адвокат. Если я ошибаюсь, то прошу прощения…
Дашина рука застыла в воздухе с куском пиццы. Обычно она не стеснялась сказать мужчине все, что думает, но обычно речь шла только о сексе.
– Я… – пробормотала она, судорожно пытаясь придумать ответ на его предположение и не находя слов. – Ну, мы же всегда… были друзьями, так?
Он ничего не сказал, но в его глазах Даша прочла то, на что давно уже не надеялась. Она медленно положила пиццу обратно в коробку и вытерла руку салфеткой, не отрывая взгляда от лица Толика.
– Ты думал обо мне? – неожиданно хриплым голосом, совершенно не похожим на ее собственный, спросила она. – Все то время, что мы не виделись, ты думал о том…
– Постоянно, – ответил он, не дослушав. – Я думал о том, что у нас ничего не могло получиться по определению.
– Как так?
Он пожал плечами.
– Ты все время чего-то искала, как будто боялась состариться, не успев переделать кучу дел! Я смотрел на тебя, и мне казалось, что передо мной не девушка, а машина. Ты все успевала, тебя все знали, и ты знала всех на свете… Во всяком случае, тех, кто мог оказаться тебе полезен.
– Ты действительно так это воспринимал? – пробормотала Даша.
– Я не вписывался в твое окружение. Ты хотела блистать, и тебе это отлично удавалось!
– Я искала чего-то, – сказала Даша после короткой паузы. – Но, видимо, искала не там. И не с теми.
– Что ты хочешь сказать?
– Я хочу сказать… Знаешь, я не понимала этого, пока мы снова не встретились, а теперь, похоже, наконец поняла. В каждом мужчине, который был у меня в жизни, я искала тебя!
Эти слова вырвались у нее сами собой, Даша не хотела говорить ничего такого. Дальше сдерживаться не представлялось возможным: едва рука Анатолия потянулась к ее лицу, Даша уже сидела у него на коленях, зарывшись в его густые русые волосы и вдыхая его аромат. Этот запах слегка изменился: раньше он принадлежал юноше, теперь перед ней был взрослый мужчина. Даша с удивлением ощущала, как в ее голове словно лопаются мыльные пузыри – такого она раньше не испытывала, а, видит бог, она знала толк в мужчинах! Руки Анатолия на ее талии, груди и бедрах вызывали дрожь во всем теле, и Даша боялась оторваться от него, как будто одно неловкое движение могло убить момент интимной близости. Но первым оторвался Толик. Он взял ее лицо в ладони и, пристально глядя в глаза, выдохнул:
