— Лучше не спрашивай, Анюта. Задание сверхответственное и сверхсекретное.
— Может быть, нас даже наградят, — серьезно поддержал приятеля Холин. — Посмертно.
— Вы это что, взаправду? — испугалась доверчивая Анечка.
— Ой, да слушай ты их больше, пустозвонов!
— Натали! Я попросил бы понапрасну не наклеивать ярлыков. Давай лучше обнимемся на всякий случай. А ну как не судьба более свидеться?
— Тьфу на тебя! — отмахнулась Северова, продолжая щебетать и носиться с крестником.
— Вот так: стоит женщине на пару недель уйти в отпуск, как она тут же забывает об основном своем предназначении.
— Это о каком же?
— Мужчина должен воспитываться для войны, а женщина — для отдохновения воина. Всё остальное есть глупость. Кто сказал — не помню.
— Это Заратустра, — подсказал Крутов. — Вернее, Ницше в своем философском трактате «Так говорил Заратустра». Гришка, никак получили добро на вывоз Гурцелая?
— Ага. Сейчас Мешок появится — и стартуем.
— Мешок появился! — раздалось за спиной у Холина. — Вот только его старт, к глубокому сожалению, откладывается.
— О, Андрюха, ты уже здесь? А почему откладывается?
— Мне только что звонили из гестапо: велено явиться к 18:00.
— На предмет?
— Кабы я знал, — пожал плечами Мешечко.
— Знаешь, чегой-то мне это «жу-жу-жу» шибко не нравится.
— А что такое гестапо?
— А это, Анюта, управление собственной безопасности, — нехотя пояснил Мешечко. — Там работают люди, которые защищают себя от нас.
— Ага, а еще нас самих от самих себя, — фыркнула Северова, в свое время имевшая сомнительное удовольствие плотно общаться с представителями этой конторы, когда те работали по делу полковника Турвиненко.
— Кстати, Наталья, а ты что здесь делаешь?
— Да вот на Санечку нашего пришла посмотреть. Нельзя? — с вызовом зыркнула та на Мешка.
— Да смотри, ради бога. Просто я слышал, ты вроде как на юга укатила.
— Блин! Вот дались вам всем мои юга! Вернулась я уже, вернулась!
— Вернулась и вернулась. Чего так орать-то?… Так, Гриша, Виталя, барахло пока здесь оставьте и пошли ко мне, на инструктаж.
— Андрей Иванович!
— Чего тебе, Коля? Только быстро!
— Разрешите, я с ними прокачусь, а? Одно место-то в джипе получается свободное! — попросил Лоскутков, но в следующую секунду, устыдившись своего жалобно-дрожащего голоса, он докончил уже вполне решительно и твердо: — Четвертый месяц сижу — бумажки перекладываю! Сколько можно?!!
— Вот она, моя бумажная могила! — хохотнул Григорий. — Загубили бойца Красной армии!
Проявляя доселе неслыханную заботу о молодом поколении, Женя вдруг принялся отговаривать Лоскуткова:
— Колька, ты бы подумал хорошенько, прежде чем шлепнуть! Оно тебе надо? Вон, сегодня весь день парит, так что к вечеру — ливанет, стопудово. Тем более, шторм обещали. Промокнете там, как цуцики.
— Ну и пусть! Уж лучше промокнуть, чем в этой конуре дохнуть. Сил моих больше нет!
В ответ Мешечко расхохотался в голос так, что маленький Санечка испуганно заплакал. Не понимающий, что послужило поводом к столь буйному веселью, народ уставился на начальника с легким недоумением.
— Колька, тебе Олег Семенович, часом, книжку почитать не давал? Нет? — утирая слезы, между тем выдавливал из себя фразы Андрей. — Ладно. Дабы не доводить до суицида, пошли и ты, до кучи… Раз уж «это выше твоих сил»…
Сияющий от радости Лоскутков гордо вышел из оперской. А вот Женя Крутов, напротив, отчего-то сделался чернее тучи. К слову, тучи в данную минуту и в самом деле сгущались: причем как в прямом, метеорологическом, так и в переносном смысле.
Ленинградская обл.,
Приозерское шоссе,
11 сентября 2009 года,
пятница, 18:34 мск
Дневное удушье в строгом соответствии с распоряжением ведомства господина Шойгу под вечер действительно обернулось грозой. В городе пролилось еще по-божески, а вот в области ливень стоял сплошной стеной, в которую беспомощно упирался как дальний, так и ближний свет рискнувших отправиться по такой погоде в дорогу автомобилей.
Неподалеку от того места, где проложенное сквозь густой смешанный лес шоссе начинало круто забирать влево, к обочине прижалась «шестерка» с включенными аварийными и противотуманными огнями. Машина стояла «мордой» к Питеру — то ли водитель решил не рисковать и переждать дождь, то ли умудрился сломаться именно в этой глухой и безлюдной местности. С перспективой прокуковать в ожидании спасительной «технички» до ночи.
Из леса вышел человек в дождевике и резиновых сапогах. Перепрыгнув через канаву, он поскользнулся, едва не упав, выругался и, шлепая по лужам, направился прямиком к «шестерке». Не сбивая густо налипшую на сапоги глину и грязь, человек забрался в теплый и напрочь прокуренный тесный салон, где его поджидали двое — водитель и пассажир.
— Ну как? Без проблем? — спросил Зеча.
— Погодка для мероприятия идеальная. За пять минут в обе стороны не больше двух десятков машин прошло.
— Я это тоже заметил. Получается, с нами Бог и крестная сила?
— Как раз Бог — он вряд ли с нами, — недобро усмехнулся Бугаец. — Да и… бог-то с ним.
— Отмашку дашь, только когда окончательно удостоверишься, что это действительно транспорт Анзори, — обратился к водителю Зеча. — Но не позднее того момента, когда они уйдут на поворот. Мотор не выключать. Двери по правому борту держать приоткрытыми, радиостанцию включенной.
— Сколько можно грузить меня этой хренью? — Узкие глазки Севы Гая сверкнули от еле сдерживаемого гнева. — Я, по-твоему, дебил?! Мне что, по-твоему, сто раз разжевывать надо?
— Ты всегда такой нервный? Или только после каждой десятой ликвидации? — уточнил Бугаец.
— Типа крутой, да?! Да я в свою первую ходку ушел, когда у тебя еще только первый пушок на лобке пробивался!
— Наверное, банку варенья украл? Вот зверье! Могли бы и розгой ограничиться.
— Слышь, ты! Ты что, в натуре, в бочку полез? Ты хоть знаешь, с кем сейчас бакланишь? — прорычал Гай. Очень ему сейчас не нравилась кривая усмешка, спрятавшаяся в углах губ Бугайца.
— Знаю. Ты — пыль лагерная. С замашками дешевого фраера.
— Зеча! Если ты сейчас же не заткнешь пасть этому уроду, я…
— Это ты заткнись! — рявкнул Зеча. — Ты здесь — никто, и звать тебя Пафнутий! Просто пассажир! Навязанный нам балласт! Поэтому, будь так добр, прикройся чем-нибудь и не отсвечивай… И запомни, Сева, на будущее: никогда не спорь с человеком, который укладывает тебе парашют. Вопросы?