– Кавказский, с усиками. Веселый такой. Он уже почти всех окучил. А кто заминжевался, потом одумались. Но таких осталось немного – Акопян умеет уговаривать…
Фёдоров и Малышев переглянулись.
– Да, это третья сила! – одновременно сказали они.
– Порядка пяти процентов, – наконец доложил Вайс.
Малышев потому и стал генеральным директором, что мог своевременно ощутить изменения обстановки и моментально приспособиться к ним. Вот и сейчас он понял, что Фёдоров ошибся: ни на алкаша, ни на забитого дворника, который за доброе отношение и в ножки начальству поклонится, и акции принесет на блюдечке, Говоров похож не был. Это один из «главных акционеров», крепкий орешек, хотя и работает под дурачка.
– Я вижу, Андрей Иванович, что вы обладаете аналитическим умом, даром предвидения и стратегического планирования. Нам нужны такие компаньоны! И такие друзья-единомышленники.
Фёдоров непонимающе вскинул брови. «К чему он клонит?»
– Вы правильно отказались от этого предложения. Конечно, акции стоят гораздо больше десяти тысяч. И я не стану делать вам недостойные предложения продать акции нам…
Вайс закашлялся, у Фёдорова брови вылезли на лоб. «Что шеф плетет?»
– Меня не устраивает наш главный энергетик! Он некомпетентен и не справляется с работой в новых условиях. Поэтому я предлагаю вам занять эту должность! И вообще изменить вашу жизнь. Вы ведь живете в доме для рабочих?
– Ну да… А где же еще?
– Теперь переедете в дом руководителей – туда, где живет Николай Егорович! У нас там стоит резервная квартира с мебелью, мы селим туда важных парт-неров и проверяющих из Москвы. Но они приезжают не часто и вполне могут жить в гостинице. А вам она подойдет. Правда, там только две комнаты, но улучшенная планировка и площадь под восемьдесят метров. Вас устроят две комнаты?
Говоров потерял дар речи.
– Да, вполне…
– Конечно, персональная машина с водителем, – продолжал Малышев. – Причем хорошая машина, БМВ, мы как раз должны получить… На нее нацелился Николай Егорович, но у него и так хороший «Форд»…
Фёдоров только глазами хлопал. Он ничего не понимал.
– Но чем я оправдаю все это?! – За такие блага Говоров был готов отдать свои акции, но он понимал, что как только они поменяют владельца, все благоприобретения могут превратиться в сухие листья, как в печальной сказке. – Извините, – продолжил он, стараясь, чтобы его голос звучал как можно тверже. – Но отец учил меня, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. И вообще, я человек порядочный и щепетильный.
Он поймал себя на мысли, что все эти в высшей степени достойные качества не помешали ему совсем недавно спланировать и почти осуществить вскрытие чужого сейфа и аферу с игровыми автоматами. Ладно, не будем о грустном…
– Поэтому я хочу знать, чем я должен буду рассчитываться за этот… этот сыр?
Малышев, прикрыв глаза, глубоко кивнул, словно подтверждая невозможность бесплатной раздачи сыра, а равно должностей, квартир, автомобилей и прочих материальных и нематериальных ценностей.
– У меня к вам пока только две просьбы: первая – никому на стороне не продавайте ваши акции, если вдруг надумаете – то прямиком ко мне! – ясно и четко произнес Малышев. – Вторая – на собрании акционеров голосуете в упряжке с нами. Вам, как и мне, совсем ни к чему, чтобы всё здесь перешло в руки москвичей. Сами, как говорится, с усами.
Вошла Вера с улыбкой на пухлых губах и с кофейным набором на подносе. Фарфоровые чашки, мельхиоровый кофейник, сахар, конфеты, сливки. Малышев мягко дотронулся до её талии и показал взглядом на бар в форме большого глобуса на массивной подставке. Она кивнула, принесла толстенькую бутылку французского коньяка с золотым Наполеончиком на крышке и четыре пузатых бокала, расставила их, плеснула понемногу золотистой жидкости.
– Ну что, господин главный энергетик, согласны вы выполнить мои просьбы? – улыбаясь, спросил Малышев, поднимая свой бокал.
– Не вижу даже малейшей причины для отказа, господин директор! – бодро ответил Говоров, не спросив ничего, но запомнив директорское «пока».
Что-то изменилось в рутинном движении светил над головой Андрея, быстро и оглушительно. Они выстроились в выигрышную комбинацию огромного игрового автомата под названием «жизнь». И кто-то там, наверху, включил на видеомагнитофоне желаний ускоренную перемотку вперёд.
Они выпили. Малышев и Говоров с удовольствием, Вайс с опаской, а Фёдоров – с отвращением.
– Ну, и отлично! – Малышев промокнул губы салфеткой. – Сейчас я выпишу вам аванс, и вы с Верочкой поедете в магазин мужской одежды. Она поможет вам обновить гардероб. Верочка большой знаток шопинга!
– Ну и суки хитрожопые! – сказал Палыч в своей замызганной машине с аппаратурой прослушивания. Теперь он имел в виду всех собравшихся в кабинете генерального директора «Сельхозмаша».
Пашка Колотунчик ходил вокруг памятника, прижав к животу ручку большого скребка. За ним оставалось очищенное пространство, которое постепенно расширялось. Матвеич совковой лопатой раскидывал снежный вал, образовавшийся по окружности. С одной стороны, такая трудовая активность была призвана компенсировать разгильдяйство проштрафившегося Говорка и реабилитировать остальных дворников. С другой – им было интересно, что же там делают с нерадивым коллегой, поэтому они то и дело бросали взгляды на вход в заводоуправление.
– Что-то больно долго, – сказал Колотунчик, уже пятый раз за полтора часа.
– Да, видно, дерут по полной программе! – кивнул Матвеич. – Вплоть до увольнения!
Колотунчик остановился, тяжело дыша, высморкался пальцем, сплюнул.
– А чего так долго? – резонно спросил он. – Дворника уволить – пять минут делов…
Матвеич не знал, что ответить на столь здравое суждение, а потому вновь махнул лопатой.
– Хватит лясы точить, работай лучше! Они же в окна смотрят… Неровен час, и на нас ополчатся!
Но тут же лопата выпала у него из рук. Потому что в дверях заводоуправления показался довольный Говорок, поддерживающий под руку улыбающуюся Веру Петровну. Они неспешно спустились по предусмотрительно очищенным ступеням и сели в новенькую иномарку, которая возила кого-то из директоров. Машина сделала обычный круг вокруг комбайна и направилась к воротам.
– Вот такие колотунчики! – изумленно сказал Пашка.
* * *
Дело шло к весне, но за окном снова валил снег. Правда, Говорову теперь не придется его убирать. Поэтому он с удовольствием любовался крупными белыми хлопьями, которые кружились за большими окнами на уровне восьмого этажа и медленно опускались на далекую землю, на аккуратную детскую площадку с качелями и грибочками, на парк и расстилавшуюся за ним рощу. А вот Пашке Колотунчику, небось, кисло смотреть на такое безобразие. Да и для Матвеича это лишняя головная боль.
