Просто сел на
электричку
и поехал в неизвестном
направлении.
Вот так просто:
измучил, истерзал
себе душу,
бросил все
и порезал
на мелкие кусочки
расстояния.
Под стук колес
я несколько раз
прокручивал в голове
нашу встречу.
Какая ты теперь?
Как живешь?
Чем дышишь?
Но знал одно,
что ты будешь рада,
рада мне!
В старом деревянном
доме
я застал лишь твою
мать,
которая была, конечно,
не в восторге
от невесть откуда
свалившегося гостя.
Но весьма благосклонно
обмолвилась о тебе
парой фраз
и предложила остаться
на ночь.
Я, в свою очередь,
поблагодарив,
направился к выходу.
Дверь оказалась
неподатливой и
тяжелой,
словно она,
сговорившись с тобой,
не пускала меня
обратно.
Я шёл по узкой
проселочной дороге,
а из моих глаз дождем
лились слезы.
Сердце мое было
переполнено отчаянием.
Рядом со скамейкой
на вокзале,
где я дожидался
поезда,
сидел пес
и жалобно смотрел
на меня.
Я выпотрошил
внутренности своего
рюкзака
в поисках хлеба,
зрелище голодных
собачьих глаз
для меня было
невыносимым!
А ты в Москве и ничего
не знаешь…
* * *
Иногда моя память
позволяет мне
вспомнить тебя,
но воспоминания
всегда такие
обрывочные.
Они как осколки от
снаряда
в моей голове:
Ты сидишь на скамейке
в парке,
я подхожу и сажусь
рядом.
«Привет!» – улыбаешься
мне ты.
Я хочу поцеловать
тебя,
но вокруг так много
людей.
Жаркий день,
медленно переходящий
в удушливый вечер.
На твой вспотевший
лоб
налипли золотистые
пряди.
Ах, как ты прекрасна
и похожа на «Данаю»
Густава Климта!
Мы разговариваем,
смеемся
и заранее грустим
о том, что надо будет
прощаться.
В разговоре ты,
жестикулируя руками,
задеваешь сережку
и теряешь ее в траве.
Мы долго ползаем
на четвереньках.
Отчего ладони и
коленки зеленеют,
но так ничего и не
находим.
Ты, торопясь домой,
огорченно бросаешь:
«Ну и черт с ней!»
Я остаюсь стоять на
коленях,
решаю не сдаваться
и через битых полчаса,
нахожу невесомый
серебряный шарик,
сотканный ювелиром,
будто кружево.
Это была моя маленькая
победа!
* * *
Вчера встретил
твою подругу Юльку.
Та еще стерва,
ну да ладно,
речь сейчас не об
этом!
– Пойдем выпьем,
Дорогой, за встречу!
—
раскокетничалась
она.
Юлька с жаром
рассказывала,
что была недавно
в столице и видела
тебя.
Да в таком неприглядном
виде,
что ни в сказке
сказать,
ни пером описать!
Меня распалила
досада.
Я с трудом сдерживал
слезы
негодования.
Ты, моя любимая, —
девочка на Тверской?
Пили огненную воду,
как полагается,
студеной.
Наутро я заболел
ангиной.
Я понимал,
что это не болезнь
сковала горло,
а мое чувство,
которое уже не может
держаться внутри,
а рвется наружу!
Я ведь люблю тебя
и поэтому ревную!
Ревную тебя даже к
воздуху,
которым ты дышишь!
«Кто не ревнует,
тот не любит!» —
вспомнил я изречение
старой доброй няни.
Но только сейчас
понял,
что не тогда человек
ревнует,
когда любит,
а когда хочет быть
любимым!
* * *
Спустя пару лет
я по делам оказался
в Первопрестольной,
где меня встретил
мой давний приятель
и рассказал мне планы
на вечер.
Нагулявшись вдоволь
по широким московским
проспектам,
мы решили скрепить
дружбу
крепкими напитками.
Зашли в кафе-бар
«Московские дворики»
раздавить южные
коньяки
и вспомнить былое,
а вспомнить, уж
поверьте, было что!
В завершение вечера
друг предложил
позвонить девочкам
и поехать в сауну.
Я тоже был не против,
потому что был
свободен,
как ветер в поле.
Пока мы спорили
кто будет платить
по счету,
прозвенел дверной
колокольчик,
и в заведение
под стук собственных
шпилек
продефилировали
две гогочущие ночные
нимфы.
Передо мной предстала
ты.
Брюнетка с небрежными
локонами,
с ярким вызывающим
макияжем,
то ли в коротком
платье,