– Кто это вообще?! – переводя дыхание, спросил Ворон, но и этот вопрос повис в воздухе.
Воспользовавшись заминкой, парень вдруг рванулся что было сил, но тут же был остановлен прямым ударом в челюсть – Хохол был начеку.
– Да уводите вы его уже! – рявкнул он, не в силах больше сдерживаться. – Не то я его лично избавлю от всех зависимостей!
Леон хохотнул коротко и махнул рукой:
– Уводите, действительно. И привяжите там покрепче, а то ломаться начнет – разнесет все к едрене маме.
Когда незадачливого киллера со скрученными руками выволокли из дома охранники Ворона, Коваль уселась на диван и потянулась к лежавшей тут же сумке. Сам Ворон тоже вышел вместе со всеми, желая лично убедиться в том, что незваный гость надежно упрятан в «апартаменты». Было слышно, как он истошно орет на охрану, перемежая отборный мат не менее замысловатой «феней», из приоткрытого окна в комнату доносился громкий собачий лай – псы хрипели и рвались с цепей, видимо учуяв вблизи чужой запах. Женька словно стряхнул с себя странное оцепенение, охватившее его за пару минут до этого. Дернув плечом, он приблизился к дивану и буквально навис над Мариной:
– Ты сдурела, да?! – тихо рявкнул Хохол, у которого мурашки до сих пор бежали по коже.
– Тот ствол, из которого меня убьют, Женька, я даже не увижу. А все, что направлено мне в лицо, я как-нибудь переживу – не впервой, – спокойно отозвалась Марина, вытягивая из пачки сигарету.
Хохол сжал руками виски и зажмурился. Картина, которую он застал в гостиной, так и стояла перед глазами – Коваль с равнодушным холодным лицом, взмокший от напряжения прыщавый юнец и дрожащая рука с «макаровым», упертым точно в фарфорово-бледный лоб Марины. До сих пор красное пятно напоминает мушку лазерного прицела…
– Зачем ты доводишь все до крайности, котенок? – устало спросил Женька. Хотя прекрасно знал, что не получит ответа – или получит, но совсем не тот, на который рассчитывает. Так и случилось – Марина равнодушно пожала плечами, рассеянно дымя сигаретой и думая о чем-то совершенно постороннем. Как всегда…
В такие моменты Женька остро чувствовал, как мало места ему отведено в жизни этой женщины – небольшой пятачок, на котором ему всегда было тесно, но любая попытка хотя бы чуть-чуть расширить границы мгновенно наказывалась. Он устал жить в шкуре дрессированного зверя, вынужденного прятать поглубже свое нутро и покорно сносить хозяйские выходки. Он не имел права обнажать клыки и демонстрировать характер – она мгновенно избавилась бы от него, потому что бешеных животных усыпляют. Единственным, что всегда утешало Хохла, было то, что Марина не раз признавала – без него невыносимо. Да, не говорила об этом явно, но всегда давала понять. Ей было присуще некое чувство справедливости, и Женька был благодарен ей и за эту малость. Любовь – такая странная штука… Она заставляет порой совершать чудовищные безумства. Хохол вот перекраивал себя, резал по живому, истекал внутри кровью – и не мог заставить себя встать и уйти. И именно такие ситуации, как сегодня, убеждали его в правильности собственного выбора. Он не мог оставить Марину, не мог уйти от нее – потому что тогда она оказалась бы совсем беззащитна. Да, Коваль сколько угодно могла декларировать свою независимость, силу и презрение к смерти, но Женька понимал – без него ей пришлось бы туго. Сегодня задержись он на пару минут внизу с пацанами Ворона – и кто поручился бы за исход? Никто…
– Ну, и что думаешь? Откуда залетный? – перевел разговор Женька, стараясь отвлечь себя от неприятных мыслей, а Марину настроить на другой лад – не нравилось ему это ее спокойное и отстраненное состояние.
– Понятия не имею, – отозвалась она, дотягиваясь до тяжелой бронзовой пепельницы в виде лежащей на боку негритянки. – Сам ведь говоришь – залетный.
– Да я так, к слову… Не могу понять, с чего вдруг – ты столько лет… ну, в общем… – Женька смешался, не в силах произнести фразу о том, что Марины официально несколько лет нет в живых – эти слова до сих пор резали ему сердце пополам.
– Ну, договаривай, – насмешливо подстегнула Коваль, – чего умолк? Ты-то знаешь, что все обстоит несколько иначе.
– Мариш… – Хохол опустился на корточки перед диваном, взял тонкую руку Марины в свои, – Мариш, ты пойми… вот сейчас подумай хорошо и пойми – ну, хватит уже! Давай-ка домой поедем, а? Я не перенесу, если что случится, мне уже годков многовато для таких упражнений. Это раньше я был молодой и отмороженный, а теперь… ну, сын ведь, Маринка… пусть не по крови, но родной же, как же ты не думаешь об этом, а?
Коваль вырвала руку из его лапищ и зло посмотрела в глаза из-под упавшей челки – так, как смотрела когда-то давно, будучи еще совсем молодой и чужой ему:
– Ну, так и вали отсюда! Я тебя с собой-то не звала, – и в этой фразе было столько прежней Наковальни, что у Хохла на какой-то момент перехватило дыхание.
И он вдруг сделал то, что мог позволить себе в случаях исключительных – ударил ее по щеке, встал и вышел из комнаты.
«Сука! – думал он, выйдя на крыльцо и вдыхая холодный воздух, немного остудивший его пыл. – Такая же сука, как была – хоть сто раз перекрои себе лицо! «Не звала»! А теперь вот позови – охрипнешь! И за эту пощечину хрен я буду на брюхе ползать, хватит, натерпелся!»
Он решительно шагнул с крыльца и, не обращая внимания на окликнувшего его Леона, пошел к воротам. Хохол даже не оборачивался – знал, что Коваль никогда не побежит следом, не окликнет, не сделает ничего, чтобы вернуть его. Поэтому – какой смысл вертеть головой и ждать чуда, которого не произойдет никогда?
Марина потрогала обожженную ударом щеку, взяла новую сигарету и подошла к окну, встала так, чтобы ее не было видно с улицы. Хохол, не оглядываясь, шел к воротам, и во всей его фигуре было столько решимости не возвращаться, что у Коваль почему-то похолодело внутри.
«Вот оно… молодец я… чувствую, в этот раз рыдать и на брюхе ползать буду сама…»
– Чего рамсите опять? – раздался за спиной голос Ворона, и Марина обернулась.
– С чего взял? – как можно равнодушнее спросила она, но Мишка не повелся:
– Давай, втирай мне тут! Хохлина твой рванул как литерный поезд, чуть ворота мне не выставил. От хорошей жизни, что ли?
Коваль скривилась – не хватало еще Ворона в роли семейного психолога! Она ткнула в пепельницу окурок и неласково посмотрела на непрошеного специалиста по ссорам между супругами:
– Ты давно такой стал грамотный? Вместо «здрасте» лекции по психологии семейной жизни мне читать будешь? Не фигово нынче в твоем доме гостей встречают – «макаром» в лобешник.
Ворон коротко хохотнул и вынул из бара бутылку виски, выразительно щелкнул по ней пальцами:
– Может, сбрызнем конфликт? Полегчает.
– Я виски не пью. И вообще пить не хочу.
– Ох, Наковальня-Наковальня, вот не был бы я к тебе так расположен, давно бы уже убрал, – весело продолжал Мишка, наливая в стакан коричневатую жидкость.
