Палатку вскоре установили, и все трое в ней поужинали после того, как поставили еще одну, на сей раз поменьше, для двух матросов. Стало очевидно, что вся компания решила расположиться здесь на некоторое время.
С наступлением темноты я осторожно спустился к берегу и как можно ближе подобрался к их лагерю. Шоулфилд спел морскую песню, и после некоторых уговоров она тоже запела — грустную балладу, мою любимую еще со старых лондонских времен. Интересно, что бы она подумала, если бы увидела меня, небритого и растрепанного, прячущегося за камнями, словно дикий зверь? Меня охватила такая тоска, что я больше не мог этого вынести. Я вернулся в свою унылую пещеру с таким чувством, что все мои прежние раны вновь открылись.
Около десяти часов я увидел, как она, озаренная лунным светом, в одиночестве спустилась на берег, села в шлюпку, взялась за весла и направилась к яхте, где привязала лодку за кормой. Я вспомнил, что она всегда гордилась тем, что в море чувствует себя как дома. Теперь я точно знал, что она еще не замужем, и это вызвало во мне бурю радости и надежд.
Утром я видел, как она вернулась на берег, и вся компания позавтракала в палатке. После этого они весь день гуляли по острову и собирали ракушки, которые иногда выбрасывало на берег. Ко мне никто не приближался, поскольку путь к моей пещере преграждали беспорядочно нагроможденные камни и попасть туда мог лишь тот, кто знал о тропинке, причудливо вившейся среди крутых утесов. Я наблюдал, как она в задумчивости бродила по песку, и один раз она прошла прямо под моей крепостью. Лицо ее было бледным, и она казалась еще более печальной, чем тогда, когда мы в последний раз виделись. А в остальном она почти не изменилась. Ей очень шел синий морской прогулочный костюм с белыми кружевами и позолоченными пуговицами. Странно, как в памяти сохраняются мелкие, на первый взгляд, незначительные детали!
Шел второй день их пребывания на острове, и к вечеру я обнаружил, что мой запас пресной воды подходит к концу, так что надо было идти к роднику. Он находился примерно в ста метрах от пещеры, к тому же недалеко от палатки. Я подумал, что под покровом темноты меня уж точно никто не заметит. Как только стемнело, я взял ведро и отправился к роднику. Выполнив свою миссию, я уже собрался возвращаться, когда совсем рядом услышал шаги и голоса двух мужчин. Я едва успел спрятаться за куст утесника, как они остановились буквально на расстоянии вытянутой руки от меня.
— Помочь вам! — сказал один из них, в ком я сразу узнал старика Форестера. — Дорогой мой, вы сами должны себе помочь. Вам надобно набраться терпения и решимости. Когда я начал с ней разговор об этом деле, она сказала, что подчинилась мне в том, что перестала с ним общаться. Но когда я потребовал большего, она заявила, что я превышаю пределы власти, данной отцу над своей дочерью. Именно так она и выразилась.
— Вот никак не могу взять в толк, — раздраженно откликнулся другой. — Вы все время обнадеживаете меня, но на этом все и заканчивается. Она относится ко мне хорошо и даже дружелюбно, но не более того. Те, с кем я общаюсь в клубе, уже решили, что я с ней помолвлен. Да что там в клубе — все так думают!
— Не спешите, мой мальчик, помолвка вот-вот состоится, — ответил Форестер. — Дайте ей время.
— У нее из головы все не идет этот чернявый Гиббс, — прошипел Шоулфилд. — Полагаю, что этот субъект умер или сошел с ума, о чем я всегда предостерегал. Так или иначе, но он исчез с лица земли. Правда, для нее, кажется, это не имеет никакого значения.
— Тьфу ты! — фыркнул Форестер. — С глаз долой — из сердца вон, и рано или поздно это произойдет. На Скае вам представится уникальная возможность, так что не упустите свой шанс. Со своей стороны я обещаю давить на нее, насколько это будет в моих силах. А сейчас нам надо вернуться в палатку, иначе она подумает, что мы заблудились.
После этих слов они ушли, и вскоре их шаги стихли во мраке ночи. Я поднялся, словно во сне, и медленно понес ведро обратно в пещеру. Там я рухнул на стул и бессильно уронил голову на руки, раздираемый противоречивыми чувствами. Значит, она осталась верна мне. Значит, она никогда не была помолвлена с моим соперником. И тем не менее над ней, словно некое проклятие, продолжал довлеть давний запрет отца. Я не приблизился к ней ни на шаг. Но чего только стоит весь этот заговор, о котором я узнал по чистой случайности! Этот дьявольский сговор между меркантильным папашей и беспринципным ухажером! Должен ли я, способен ли я допустить, чтобы они сообща — один угрозами, другой — лестью и лживыми уговорами — достигли своей цели: заставить ее навсегда забыть меня? Никогда! Я брошусь к ее ногам и стану умолять выслушать меня. Я дам ей еще один шанс рассудить между ее отцом и мной. Разумеется, думал я, у меня, кто любит ее столь преданно и нежно, на нее больше прав, чем у корыстолюбивого старика, готового продать ее тому, кто больше предложит.
В то же мгновение мне пришла в голову мысль, что я смогу увезти ее от них, дабы поговорить с ней с глазу на глаз и все ей объяснить в более-менее спокойной обстановке, без какого-либо постороннего вмешательства. Подобный план мог придумать только человек с очень импульсивным характером. Я знал, что если она по какой-то причине покинет остров, второй такой возможности мне не представится. Осуществить задуманное мной можно было только одним способом, и я твердо решил, что поступлю именно так.
Всю ночь я ходил взад-вперед по пещере, обдумывая мельчайшие детали. Я бы начал действовать сразу же, не дожидаясь рассвета, но ночь выдалась исключительно темной, и все небо заволокло тучами. Никогда еще время не тянулось так томительно долго. Наконец, на горизонте показалась сероватая полоска зари. Я сунул в карман складной нож и все остававшиеся у меня деньги. Затем я крадучись спустился на берег на значительном расстоянии от спавшего лагеря и поплыл к яхте. Трап, по которому Люси вечером поднялась на судно, оказался не убранным, так что по нему я взобрался на борт. Двигаясь как можно тише, чтобы не разбудить ее, я немного распустил один из парусов, чтобы он мог набрать ветер, а затем, добравшись до носа, я перерезал толстый якорный канат. С минуту яхта дрейфовала, затем стала слушаться руля, парус забрал ветер, и мы медленно двинулись в сторону Атлантического океана.
Прошу понять меня правильно. Я никоим образом не хотел с помощью силы ни изменить симпатии или антипатии молодой леди, ни заставить ее нарушить клятву, данную отцу. Для этого я слишком уважал свои принципы. Моей единственной целью являлось обрести возможность откровенно поговорить с ней, вполне вероятно, что в последний раз. Если бы я не знал, основываясь на словах ее ухажера, что она все еще любит меня, я бы отрубил себе правую руку с той же решимостью, с какой перерезал канат. Как бы то ни было, если бы мне удалось уговорить ее стать моей женой, мы смогли бы доплыть до Ирландии или вернуться в Обан, где обвенчались бы без церковного оглашения, прежде чем оставшиеся на Ардвоу сумели бы добраться до большой земли. Если же, с другой стороны, она бы раз и навсегда отказалась от меня, я бы исполнил свой долг и привел «Евангелину» обратно на остров, после чего стойко понес бы любое наказание, сколь бы суровым оно ни оказалось. Некоторые обвиняли меня в том, что благодаря именно моей персоне дама очутилась в столь компрометирующем ее положении. Но прежде чем судить, они должны поставить себя на мое место, когда выпадает единственная возможность сделать свою жизнь счастливой и осуществление этой возможности требует безотлагательных действий и быстрых решений. Моя дикая и примитивная жизнь на острове могли также в какой-то степени притупить во мне чувство уважения ко всевозможным условностям цивилизации.
