— Ну, и как тебе этот прощелыга Дигби? — спросил он. По его виду я сразу понял, что отец очень взволнован.
— Да ничего хорошего, — ответил я.
— Поди сюда, сынок, поди сюда, — проворчал он. — Вот ты у меня парень ученый. Прочитай-ка мне вот тут, прочитай да скажи, выжил я из ума или нет. Это вот «Глазго Герольд», четыре дня, как вышел. Шхуна рыбацкая из Лох-Ранза нынче поутру проходила да и оставила. Вот отсюда читай: «Сообщение из Парижа». Вот тут вот, где про все подробности, — читай, читай.
Я начал читать с отмеченного места. Это был обычный репортаж парижского корреспондента газеты. «Стали известны все подробности ограбления, в результате которого герцогиня де Рошвилль лишилась гордости своей фамильной коллекции драгоценностей. Это был бриллиант чистейшей воды весом в восемьдесят три с половиной карата, третий по величине во Франции и семнадцатый в Европе. Он перешел во владение аристократического рода благодаря прапрадеду герцогини, сражавшемуся в Индии под командованием генерала Бюсси, который и вывез бриллиант в Европу. Уже тогда он стоил целое состояние, теперь же его цену просто невозможно определить. Необходимо напомнить, что два месяца назад он был ночью украден из шкатулки герцогини, и хотя полиция сделала все возможное, выйти на след похитителя так и не удалось. Полицейские чины очень сдержанно комментируют это сенсационное происшествие, однако можно предположить, что у них есть основания подозревать некоего Ахиллеса Вольфа, уроженца Лотарингии, имевшего американское гражданство. Это весьма эксцентричный субъект, к тому же ведущий богемный образ жизни, и весьма возможно, что его внезапное исчезновение из города в день кражи — всего лишь совпадение. Внешне предполагаемый похититель весьма хорош собой, с правильными и утонченными чертами лица, темноглазый и черноволосый, обладающий довольно грубыми, резкими, развязными и бесцеремонными манерами. За его поимку обещано крупное вознаграждение».
Когда я закончил чтение, мы с отцом долго сидели и молча смотрели друг на друга. Наконец, старик дернул рукой и показал пальцем через плечо.
— Это он.
— Да, скорее всего, так, — согласился я, вспомнив инициалы на платке.
Мы снова замолчали. Отец взял стоявший у камина пучок хвороста и стал вертеть его в руках.
— Здоровенный, наверное, камушек-то, — наконец произнес он. — С собой такой не очень-то потаскаешь. Небось, где-нибудь во Франции он его припрятал.
— Нет, бриллиант при нем, — сказал я и тут же проклял себя за собственную глупость.
— А тебе-то откуда знать? — тотчас же спр'осил старик, пронзив меня острым взглядом.
— Потому что я его видел.
Пучок хвороста с хрустом переломился пополам в его руках, но отец не сказал ни слова. Скоро вернулся наш постоялец, мы пообедали, но никто из нас ни единым словом не обмолвился о газете.
4
Когда я читаю произведения, написанные от первого лица, меня всегда забавляет тот факт, что автор представляет себя неким идеальным существом с безупречной репутацией. У всех остальных есть свои страсти, слабости и пороки, он же предстает перед читателем как холодная и безупречная абстрактная сущность, бесцветной нитью проходящая сквозь весь запутанный клубок повествования. Я не стану совершать подобной ошибки. Сейчас я вижу себя таким, каким я был тогда, — легкомысленным, немного черствым, вспыльчивым, импульсивным, не очень обремененным какими-либо принципами. Таков я был, и именно таким я себя и описываю.
В тот момент, когда я окончательно убедился, что наш гость по фамилии Дигби на самом деле является похитителем бриллианта Ахиллесом Вольфом, я принял окончательное решение. Иные оказались бы весьма щепетильны и наверняка терзались бы какими-то сомнениями, полагая, что если они жили с ним под одной крышей и вместе преломляли хлеб, то он заслуживал бы с их стороны снисхождения и милосердия. Я никоим образом не мучился подобными сантиментами. Рядом со мной находился преступник, скрывавшийся от правосудия. Волею судеб он оказался в наших руках, и за его выдачу причиталось огромное вознаграждение. Я ни секунды не колебался в том, как именно я должен поступить.
Чем больше я размышлял по этому поводу, тем больше я восхищался, насколько умно и хитро он обставил все дело. В условленном месте его наверняка поджидало судно с командой из сообщников или же из ничего не подозревавших рыбаков. Таким образом, находясь на море, он сразу же затруднял поиски, поскольку полиция стала бы искать его на континенте, что вполне логично. Более того, если бы он отправился в Англию или в Америку, он едва ли бы смог избежать поимки. Но, выбрав удаленное и почти безлюдное место на самых задворках Европы, он на некоторое время смог сбить сыщиков со следа, а кораблекрушение уничтожило последнюю ниточку, которая могла бы привести к нему. Теперь он был целиком и полностью в нашей власти, поскольку без нашей помощи ему никак не выбраться с острова. Так что спешить нам не следовало, и мы могли обдумать наши планы не торопясь.
Ни я, ни отец внешне никоим образом не изменили нашего отношения к гостю, который пребывал в своем обычном веселом и беззаботном настроении. Он очень приятно пел, помогая нам чинить сети или конопатить лодку. Голос у него был очень высокий, почти тенор, один из самых мелодичных, которые мне когда-либо доводилось слышать. Убежден, что он сделал бы блестящую карьеру на оперной сцене, но, как подавляющее большинство отпетых мерзавцев, он поставил крест на всем лучшем, чем его одарила природа, и развивал лишь худшие из своих дарований. Отец иногда украдкой как-то странно поглядывал на него, и мне казалось, что я знаю, о чем он думает. Но туг я ошибался.
Однажды, спустя примерно неделю после нашего с отцом разговора, я выравнивал и прибивал доски забора, отставшие и покосившиеся под натиском ветра, когда с берега вернулся отец. Тяжело ступая по гальке, он подошел ко мне и присел на камень. Я продолжал забивать гвозди, время от времени поглядывая на него. Он угрюмо сидел и посасывал свою короткую черную трубку. Я чувствовал, что его что-то очень тревожит, поскольку он хмурил брови и шевелил губами.
— Так ты чего, веришь газете-то? — спросил он наконец, выбивая трубку о камень.
— Да, — коротко ответил я.
— Ну, и чего ты об этом думаешь?
— Конечно же, мы должны получить награду! — уверенно сказал я.
— Награду! — яростно рявкнул он. — Награду тебе подавай! Захотелось, понимаешь, камень вернуть. А стоит он огромные тыщи и тыщи. Хочешь вернуть его каким-то паршивым лягушатникам! А они тебе за все за это швырнут пару фунтов, как кость псу какому шелудивому! А тут все само в руки прет, и ты еще нос воротишь!
— Слушай, отец, — произнес я, положив молоток, — надо довольствоваться тем, что мы сможем получить. Сколько предложат, столько и возьмем.
— А ежели мы камушек возьмем, а? — прошептал отец, хитро глядя мне в глаза.
— Он его никогда не отдаст.
— А ежели б отдал, покуда он здесь-то… Ежели б вдруг раз — и…
