– И я тебя.
Готовить не хотелось. И есть не хотелось. Настя включила чайник, переоделась в старенький халат, как обычно, подумав, что халат давно пора заменить, и подошла к книжным полкам. Найти бы какой-нибудь давно забытый детектив и читать весь оставшийся вечер, и не думать ни о Боре с его болезнями, ни о Татьяне Саморуковой с ее «ну и умница».
Подходящий детектив не находился. Настя заварила чай и вновь вернулась к книжным полкам.
И отчего-то испуганно вздрогнула, когда зазвонил стоявший рядом городской телефон.
– Здорово, Настюха, – засмеялись в трубке. – Как жизнь молодая?
– Привет, Игорек, – улыбнулась Настя. – Нормально. А ты?
– Я-то? Я отлично.
Игорь был ее единственным близким по возрасту родственником. Родственником в полном смысле этого слова Игоря назвать нельзя. Дядя Лева, Настин двоюродный дед, бабушкин брат, женился на тете Лиле, матери Игоря, когда тому было уже лет восемь. Мальчика дядя Лева усыновил, любил и считал за родного. Брак оказался неудачным. Тетя Лиля, которая была гораздо моложе дяди Левы, очень скоро его бросила, и с тех пор Лева жил один.
Настя, бывая у него в гостях, нередко встречала Игоря. Он был шумным, веселым, но Настя отчего-то очень от него уставала. Как будто, разговаривая с ним, выполняла тяжелую работу.
Еще студентом Игорь женился на своей однокурснице, дочери бизнесмена, сейчас стал директором в фирме тестя, каждые полгода менял машины, обязательно демонстрируя очередную Насте и подробно объясняя преимущества данной модели, на ее взгляд, почти не отличающейся от предыдущей. Носил умопомрачительные по стоимости костюмы и запредельно дорогую обувь и был всегда доволен собой, своим положением и жизнью.
– Ты чего так поздно-то? Я тебе уже два раза звонил.
– Да так. В институте задержалась.
– В институте? Ну ты даешь! Бросай ее к черту, эту службу. Красивые женщины не должны работать, они должны украшать жизнь мужчинам.
– Ладно, Игорь, я подумаю над этим, – усмехнулась Настя, сразу почувствовав привычную усталость от разговора с ним.
– А я знаешь чего звоню-то? У Льва ведь день рождения скоро. Насчет подарка посоветоваться хочу. Ты ему что подаришь?
– Не думала еще. До дня рождения больше месяца.
– Не думала она! Думать надо заранее, а не в последнюю неделю по магазинам бегать. Я вот советуюсь, может, ему камин купить?
– Господи, Игорь! Зачем камин в обычной московской квартире?
– Как зачем? Для престижу.
– Ерунда какая-то. То есть покупай, если очень хочется. Он его может потом на дачу отвезти. Хотя на даче печка есть.
– То есть ты камин не одобряешь?
– Не знаю. Я бы камин точно не хотела, а как дядя Лева… не знаю.
– Сомневаешься, значит?
– Сомневаюсь. Как Лена?
Лена, жена Игоря, Насте нравилась. Тихая, спокойная женщина, по уши влюбленная в своего громогласного мужа.
– Ленка-то? Ленка нормально. Ну ладно, Настюха, бывай. Если я еще что надумаю насчет подарка, я тебе позвоню.
Настя положила трубку и неожиданно поняла, что очень устала.
Вообще устала. От жизни.
И от разговора с Игорем.
Ей было шесть лет, когда она впервые увидела Игорька.
В то время дядя Лева жил вместе с бабушкой. Дедушка умер, когда Настя была совсем маленькой, и бабушка съехалась с братом Левой. Выходные Настя, как правило, проводила у них и бабушкину квартиру считала своим вторым домом.
В тот день у них появилась тетя Лиля с сыном Игорьком. Взрослые сидели за накрытым, как к празднику, столом и на детей почти не обращали внимания.
– Пойдем на улицу, – предложил ей Игорь, – двор мне покажешь, и вообще…
– Не хочется. – Насте совсем не хотелось гулять. Никого из детей она в бабушкином дворе не знала, потому что одну ее гулять не пускали, да и дома с дядей и бабушкой было гораздо интереснее, чем с ребятами.
– Не хочешь? – удивился Игорь. – Ну и что! Я-то хочу! Одевайся быстро, и пошли.
Наверное, Настя так хорошо и запомнила тот день, потому что едва ли не впервые в жизни стала делать то, чего делать вовсе не собиралась. И не потому, что так велели взрослые, а… бог его знает почему.
Она послушно оделась и показывала Игорю окрестные переулки, и очень хотела домой, и еле дождалась, когда папа за ней приехал.
До тех пор она никогда не рвалась к родителям от бабушки и дяди Левы…
Настя вернулась на кухню, заварила чай и взяла в руки горячую чашку.
Господи, как же она устала.
Кажется, это называется осенней депрессией.
Четверг, 28 октября
Ракитин узнал ее сразу. Народ подтягивался к институту неохотно. В девять, когда, собственно, и начинался рабочий день, почти никто еще не пришел, разве что уборщицы. Вчерашняя девица появилась на дорожке перед главным входом в девять десять. Ракитин смотрел из окна кабинета, как она приближается к ступеням крыльца, и только тогда вспомнил, что еще не включил компьютер, а дел у него столько, что впору волосы на себе рвать.
Она исчезла под козырьком подъезда, а он сел на свое новое рабочее место. Включил компьютер, постучал пальцами по столу, ожидая, когда тот загрузится, потом решительно встал и отправился в курилку. Она только что пришла и, может быть, выйдет покурить.
Курилка была пуста. Ракитин несколько раз затянулся, выбросил окурок, вернулся в кабинет и наконец-то принялся за дела.
В десять ровно в кабинет постучали, и в дверях показалась начальница проектного отдела Татьяна Юрьевна Саморукова. Хорошо, что он запомнил, как ее зовут.
– Денис Геннадьевич, – робко улыбаясь, напомнила Саморукова, – вы просили справку. Я принесла.
– Здравствуйте, Татьяна Юрьевна. Зачем же на бумаге? Лучше бы по почте прислали. Я же вам вчера адрес продиктовал.
– Но… – смешалась Саморукова, – я всегда… на бумаге.
– Ну давайте, – вздохнул он и спохватился: – Садитесь, пожалуйста.
Читать, когда сидящая напротив женщина ест его глазами, было трудно и неприятно, но он себя заставил.
– Я не понял, – он поднял на нее глаза. Саморукова была хороша. Чуть полная блондинка с правильными чертами лица и прямыми волосами до плеч. То есть это он раньше подумал бы, что она хороша, пока не видел ожившую статую. Вот «статуя» хороша, это точно. – Почему на восьмом объекте стоит старая версия системы? Везде новая, а на восьмом старая?
– Я… не знаю. Я… распоряжусь, – она так откровенно перепугалась, что ему стало ее жаль.
– Не надо распоряжаться, вы мне просто объясните.
Через пять минут стало ясно, что Саморукова в работе ею же самой возглавляемого отдела ничего не понимает. Он никогда не поверил бы, что такое может быть, если бы не наблюдал это сейчас собственными глазами. Чудеса! Кто же и за что выдвинул ее на столь ответственную должность?