– Так он сам сказал, сэр, – подтвердил Думминг.
– Притом вопреки моему недвусмысленному приказу?
– Именно так, сэр, – ответил Думминг, который хорошо знал аркканцлера и уже примерно представлял, куда тот клонит. – Поэтому, сэр, я настаиваю, чтобы он…
Он снова врезался в Чудакулли, поскольку тот остановился перед огромной дверью, на которой висела ярко-красная табличка, гласившая: «Запрещается выносить из этой комнаты любые предметы без непосредственного разрешения аркканцлера. Подписано: Думминг Тупс, ИА».
– Что это такое? – уточнил Чудакулли.
– Исполнительный администратор, сэр. Вы были очень заняты, а поскольку наши мнения вполне совпадали…
– Да, конечно, но все-таки «ИА» здесь лишнее. Не забывай, что та юная особа сказала насчет «ОО».
Думминг достал огромный ключ и открыл дверь.
– Позвольте также напомнить вам, аркканцлер, что мы вынесли мораторий на использование Шкафа Любопытных Вещиц до тех пор, пока из здания не будет удалена остаточная магия. Мы до сих пор еще не избавились от того кальмара.
– Мы вынесли, Думминг, – уточнил Чудакулли, резко обернувшись, – или ты, на правах ИА, сделал это вместо меня?
– Э… ну… кажется, я уловил ход ваших мыслей.
– Прямо сейчас мои мысли заняты проектом фундаментального исследования, – сказал Чудакулли. – Оно будет направлено на то, чтобы спасти сырное ассорти. Многие согласятся, что нет цели благородней. А что касается молодого Флорибунды…
– Да, сэр? – устало спросил Думминг.
– Его необходимо повысить. Прибавь ему еще один уровень.
– Боюсь, нас неправильно поймут, – намекнул Думминг.
– Наоборот, мистер Тупс. Мы донесем до студентов нужную мысль.
– Но Флорибунда, смею напомнить, ослушался недвусмысленно выраженного приказа!
– Именно. Он выказал независимость мышления и изрядную храбрость. И, разумеется, в процессе пополнил бесценной информацией наши представления о Шкафе.
– Но он мог разрушить весь университет, сэр.
– Да, и в этом случае понес бы суровое наказание, если бы мы отыскали то, что от него осталось. Но университет остался цел, потому что Флорибунде повезло, а везучие волшебники нам нужны. Повысь его. Моим прямым приказом, и никаких ИА. Кстати говоря, как громко он вопил?
– Первый вопль был таким жутким, что продолжал звучать еще долго после того, как Флорибунда выдохся, а затем обрел независимое существование. Опять остаточная магия. Нам пришлось запереть его в одном из подвалов.
– Флорибунда говорил, на что был похож тот сандвич?
– На входе или на выходе, сэр?
– На входе! У меня достаточно живое воображение.
– Он сказал, это был самый вкусный сандвич, какой он когда-либо ел. Сандвич с беконом, который мысленно рисуешь себе, когда слышишь слова «сандвич с беконом», но, разумеется, никогда не получаешь.
– С коричневым соусом? – уточнил Чудакулли.
– Разумеется. Иными словами, нечто подытожившее все сандвичи с беконом.
– Ну, он чуть не подытожил Флорибунду. Но разве мы и без того не знали, что Шкаф всегда выдает идеальный образчик?
– Честно говоря, наверняка мы знаем весьма немногое, – ответил Думминг. – Нам известно, что Шкаф не содержит предметов, неспособных поместиться в ящик длиной больше четырнадцати целых и четырнадцати десятых дюйма, и что он, как выяснилось, перестает работать, если не вернуть неорганический объект на место в течение четырнадцати часов и четырнадцати минут. А еще предметы, вынутые из Шкафа, никогда не бывают розовыми, хотя причина нам неизвестна.
– Но бекон – это органический объект, мистер Тупс! – заметил Чудакулли.
Думминг вздохнул.
– Да, сэр, и причина опять-таки нам неизвестна.
Аркканцлер сжалился.
– Может быть, Флорибунда заказал себе хрустящий бекон, – великодушно предположил он. – Тот, что ломается между пальцев. Я, например, люблю сандвичи с хрустящим беконом.
Дверь открылась, и перед ними предстал Он. Маленький, в центре очень большого зала…
Шкаф Любопытных Вещиц.
– Думаете, это разумно? – поинтересовался Думминг.
– Нет, конечно, – ответил Чудакулли. – А теперь найди мне футбольный мяч.
На стене висела белая маска, точь-в-точь такая, какие носят во время карнавала. Думминг повернулся к ней.
– Гекс, пожалуйста, найди мяч, подходящий для игры в футбол.
– Это что-то новенькое, – сказал Чудакулли. – Я думал, голос Гекса распространяется в блит-пространстве.
– Да, сэр. Он просто звучит из воздуха, сэр. Но, знаете, приятнее обращаться к какому-нибудь конкретному объекту.
– Какой формы мяч вам нужен? – спросил Гекс ровным и текучим, как масло, голосом. – Овальный или сферический?
– Сферический, – сказал Думминг.
И Шкаф вдруг затрясся.
Эта штука всегда беспокоила Чудакулли. Во-первых, Шкаф казался слишком самодовольным, он как будто говорил: «Вы не ведаете, что творите. Вы пользуетесь мною, как мешком с призами, и наверняка не задумываетесь о том, сколько опасных вещей способны поместиться в четырнадцатидюймовый куб». На самом деле Чудакулли об этом задумывался, как правило в три часа ночи, и никогда не заходил в комнату, не запасшись парочкой субкритических заклинаний, просто на всякий случай. А теперь еще Натт… В общем, надейся на лучшее и готовься с худшему – так гласил девиз университета.
Один из ящиков открылся; он продолжал вытягиваться, пока не достиг стены, после чего, предположительно, перешел в какое-то иное гостеприимное подпространство, поскольку так и не показался в коридоре.
– Сегодня все гладко, – заметил Чудакулли, когда из-под пола выехал еще один ящик, а из него вырос третий, точно такого же размера, который целенаправленно потянулся к дальней стене.
– Да. В Коксфорде изобрели новый алгоритм для регуляции длины волн в высокоуровневом блит-пространстве. Он действует примерно как Шкаф, достигая скорости почти в две тысячи пьянов.
Чудакулли нахмурился.
– Это ты придумал?
– Нет, сэр. Чарли Пьян из Коксфорда. Один пьян равен пятнадцати тысячам итераций в первом негативном блите. Так гораздо проще запомнить.
– То есть твои знакомые из Коксфорда тебе рассказали? – уточнил Чудакулли.
– Да, – ответил Думминг.
– Задаром?
– Ну конечно, сэр, – удивленно сказал Думминг. – Бесплатный обмен информацией – основа изучения натурфилософии.
– И ты тоже им кое-что рассказываешь?
Думминг вздохнул.
– Да. Конечно.
