– А, ты встала, – сказала Гленда. – Я вижу, у тебя газета. Очень приятно.
– Правда, клево? – спросила Джульетта, тыча ей газету.
Гленда взглянула на рисунок на первой полосе, помедлила, посмотрела еще раз, после чего схватила подругу за руку и втащила в дом.
– Их причиндалы видно, – заметила Джульетта – чересчур бесстрастно, на вкус Гленды.
– Тебе вообще не положено знать, как они выглядят, – заявила та, бросая газету на кухонный стол.
– У меня три брата! И все моются в лохани у очага. Ничего у них особенного нет. И потом, это ж, типа, культура. Помнишь, мы ходили в тот дом, где было полным-полно голых людей? Ты там несколько часов проторчала!
– Это был Королевский музей искусств! – возразила Гленда, благодаря небеса за то, что они не на улице. – Совсем другое дело!
Она пыталась читать статью, но невероятная картинка отвлекала, вновь и вновь притягивая взгляд…
Гленде нравилась ее работа. У нее не было карьеры; карьера – для тех, кто не способен удержать место за собой. Она хорошо справлялась с тем, что делала, а потому большую часть времени ничем другим не занималась и не обращала особого внимания на то, что творилось вокруг. Но теперь ее глаза широко раскрылись. Более того, уже настало время сморгнуть.
Под заголовком «Старая игра в новом свете» глазам публики представала ваза или, точней сказать, амфора, оранжевая с черным. На ней были нарисованы несколько высоких худых мужчин – их принадлежность к мужскому полу была вне всяких сомнений, хотя и вне границ правдоподобия. Они, судя по всему, боролись за мяч; один из игроков лежал на земле и, кажется, страдал от боли. Название вазы, гласил заголовок, переводилось как «Подножка».
Если верить статье, кто-то нашел эту вазу в старом хранилище Королевского музея искусств. В ней лежали свитки с изложением изначальных правил игры в футбол, которые были записаны в первые годы века Летнего Долгоносика, тысячу лет назад, когда в футбол играли во славу богини Пеше-Ходе…
Гленда бегло просмотрела статью до конца, потому что она была длинная. На третьей странице некий художник изобразил упомянутую богиню. Разумеется, она отличалась редкой красотой. Богинь редко рисуют уродливыми. Наверное, это как-то связано с их способностью мгновенно поражать смертных. Пеше-Ходе, видимо, наносила удар по ногам.
Гленда отложила газету, кипя гневом – будучи кухаркой, она хорошо знала, что такое кипеть. Эти правила не имели с футболом ничего общего, пусть даже Гильдия историков заявляла, что это и есть футбол, и в качестве доказательств располагала не только старыми свитками, но и амфорой. Гленда понимала, что против амфоры не попрешь.
Но… все как-то очень ловко сложилось, не правда ли? Главный вопрос – зачем. Его светлость не любил футбол, а в статье говорилось, что футбол – очень древняя игра и у нее даже есть собственная богиня. Если что в Анк-Морпорке и любили, так это традиции и богинь, особенно тех, что выше пояса ничем не были прикрыты. Статья вышла с разрешения его светлости? Что вообще творится?
– Мне некогда, – строго сказала Гленда. – Очень хорошо, что ты купила приличную газету, но читать это не стоит.
– А я и не читала. Больно надо. Я купила газету ради объявления. Вот, гляди.
Гленда никогда особенно не интересовалась объявлениями в газетах, потому что их печатали люди, которые охотились за чужими деньгами. Но объявление оказалось прямо перед ней. Мадам Шарн из Бонка… и микрокольчуга.
– Ты сказала, мы можем пойти, – многозначительно напомнила Джульетта.
– Да, но это было до того, как…
– Ты сказала, мы можем пойти.
– Да. Но… разве кто-нибудь в Сестричках Долли ходит на показ мод? Эти развлечения не для нас.
– В газете ниче такого не сказано. Вход бесплатный. Ты сказала, мы можем пойти!
«Два часа, – подумала Гленда. – Может быть, я успею…»
– Ну ладно, встретимся на кухне в половине второго, слышишь? И ни минутой позже! А у меня еще дела.
Университетский совет собирается каждый день в половине двенадцатого, подумала Гленда. А у стен есть уши. Она ухмыльнулась.
Трев сидел в потертом старом кресле, которое в свечном подвале играло роль его личного кабинета. Работа шла как обычно – то есть уверенным черепашьим шагом.
– А, я вижу, вы пришли пораньше, мистер Трев, – сказал Натт. – Простите, что меня не оказалось на месте. Я исправлял внезапно возникшую неполадку с канделябром.
Он придвинулся ближе.
– Я сделал то, о чем вы просили, мистер Трев.
Трев перестал грезить и произнес:
– Э?
– Вы просили меня написать… то есть подправить ваши стихи для мисс Джульетты.
– Так ты все сделал?
– Может быть, вы не откажетесь посмотреть, мистер Трев? – Натт протянул листок и нервно замер у кресла, как ученик перед учителем.
Очень скоро Трев наморщил лоб.
– А что такое «златой»?
– Это значит «золотой», сэр. Например, «власы ее златые».
– Типа, чтоб в строчку больше влезло? – уточнил Трев.
– Нет, мистер Трев. На вашем месте я бы просто принял, что в стихах так положено.
Трев с трудом продирался дальше. Он никогда особо не увлекался стихами, не считая тех, что начинались словами «Молодая особа из Клатча…», но то, что написал Натт, казалось самой настоящей поэзией. Строчки были одновременно насыщенными и полными воздуху, а выражения чрезвычайно кудрявыми, а уж это-то – несомненный признак, правда? Про «молодую особу из Клатча» так точно не напишут.
– Здорово, мистер Натт. Правда клево. Вот это стихи. Но… о чем тут сказано?
Натт кашлянул.
– Понимаете, сэр, цель подобной поэзии – создать настроение, которое расположит адресата, то есть молодую девицу, сэр, которой вы намереваетесь послать стихи, по отношению к автору стихов, то есть в данном случае к вам, сэр. По словам ее светлости, все остальное – просто для красоты. Я принес карандаш и конверт; если вы будете так любезны подписать стихи, я доставлю их мисс Джульетте.
– Держу пари, раньше ей никто стихов не писал, – сказал Трев, умолчав о том, что и для него это внове. – Хотел бы я посмотреть, как она их прочтет.
– О, это весьма нежелательно, – быстро возразил Натт. – Общее мнение гласит, что заинтересованная дама должна читать стихи в отсутствие пылкого обожателя, то есть вас, сэр, дабы в ее сознании сложился благоприятный образ. Ваше личное присутствие может помешать, особенно в связи с тем, что вы, как я вижу, сегодня снова забыли переменить рубашку. И потом, насколько мне известно, с мисс Джульетты может внезапно свалиться одежда.
Трев, который до сих пор пытался переварить слово «обожатель», немедленно ухватился за последнее, что услышал.
