Натт осторожно отложил красиво оплавленную свечу и продолжал:
– Подумайте об этом, мистер Трев. И не будьте ловким или хитрым. Ловкость – просто приглаженный вариант глупости. Попробуйте лучше быть разумным. Это надежней.
– Слова, одни слова! – горячо воскликнул Трев, но Гленда заметила блестящие дорожки у него на щеках.
– Пожалуйста, подумайте, мистер Трев, – повторил Натт и добавил: – Вот, почти полная корзинка. Я старался быть полезным.
Воцарилось молчание. Раньше Натт лихорадочно метался, чуть не теряя сознание от тревоги. Он твердил одно и то же, как будто заучивал урок. И вдруг он стал совсем другим – спокойным и собранным.
Гленда перевела взгляд с Натта на Трева, потом обратно. У Трева отвисла челюсть, и Гленда его не винила. То, что так спокойно и бесстрастно сказал Натт, казалось не точкой зрения, а истиной, поднятой со дна глубокого колодца.
Трев нарушил молчание первым. Он говорил как во сне, и его голос звучал хрипло.
– В пять лет я получил в подарок его старый свитер. Большой, как палатка. Зато он был такой засаленный, что не промокал… – Он замолчал.
Гленда слегка потянула Трева за локоть и испугалась.
– Он прямо закоченел. Весь как доска.
– А, кататонический ступор, – отозвался Натт. – Так бывает, когда захлестывают эмоции. Надо его уложить.
– Эти старые матрасы, на которых вы спите, – просто гадость, – сказала Гленда, оглядываясь в поисках чего-то лучшего, нежели холодный каменный пол.
– Я знаю, что нужно! – воскликнул Натт, воплощенная энергия, и бросился бегом по коридору. Гленда по-прежнему поддерживала неподвижного Трева, когда с кухни появилась Джульетта. Она остановилась как вкопанная, увидев их, и разрыдалась.
– Он умер?!
– Э, нет… – начала Гленда.
– Когда я шла на кухню, то поболтала с ребятами из булочной, и они сказали, что по всему городу драки и кого-то убили!
– У Трева небольшой шок, только и всего. Мистер Натт сейчас притащит что-нибудь, и мы его уложим.
– О… – Джульетта как будто слегка разочаровалась, наверное, потому, что «небольшой шок» – это не так уж интересно, но тут же пришла в себя, поскольку из коридора раздался резкий звук, какой обычно издают передвигаемые деревянные предметы. Этот звук возвестил появление Натта, толкавшего перед собой кушетку. Вздрогнув напоследок, кушетка остановилась перед Глендой и Тревом.
– Там, дальше по коридору, большая комната, заваленная всякой старой мебелью, – сказал Натт, похлопав по вылинявшему бархату. – Слегка отсырела, но, кажется, все мыши по дороге разбежались. Кстати, отличная вещь. Если не ошибаюсь, это шезлонг знаменитого Гурнинга Шпиля. Надеюсь, я сумею его отреставрировать. Давайте осторожно уложим мистера Трева.
– Что с ним такое? – поинтересовалась Джульетта.
– О, иногда правда бывает такой неприятной, – ответил Натт. – Но скоро он совладает с собой, и ему станет легче.
– Хотела бы и я сама знать правду, мистер Натт, уж будьте так любезны, – сказала Гленда, складывая руки на груди и стараясь казаться суровой, в то время как голос в ее голове нашептывал: «Шезлонг! Шезлонг! Когда поблизости никого не будет, попробуй принять на нем томный вид!»
– Это нечто вроде лечения посредством слов, – осторожно объяснил Натт. – Иногда люди обманывают себя и начинают верить в то, что не является правдой. Порой это бывает опасно, потому что человек видит мир в неправильном свете. Притом он не позволяет себе понять свою ошибку. Но обычно некоторая часть сознания это все-таки понимает, и правильные слова могут найти в ней отклик… – он с тревогой взглянул на обеих.
– Клево, – отозвалась Джульетта.
– А по-моему, какой-то фокус, – сказала Гленда. – Как будто человек не знает, что у него в голове!
Она снова скрестила руки на груди и увидела, как Натт на них смотрит.
– Что? – спросила она. – Никогда раньше не видели локтей?
– На них очаровательные ямочки, мисс Гленда, когда вы так тесно переплетаете руки…
До сих пор Гленда не сознавала, что Джульетта умеет двусмысленно смеяться. По искреннему убеждению Гленды, она просто не имела такого права.
– У Гленды ковылер! У Гленды ковылер!
– Нужно говорить «кавалер», – ответила та, отгоняя воспоминание о том, что у нее самой ушел не один год, чтобы это выяснить. – И я всего лишь пытаюсь помочь. Мы ведь помогаем Треву, правда, мистер Натт?
– Он такой душка, когда лежит и спит, – сказала Джульетта. – Весь розовый…
Она неловко погладила сальные волосы Трева.
– Совсем как маленький!
– Да, притворяться душкой он всегда умел, – заметила Гленда. – Может быть, сходишь и принесешь нашему малышу чашку чая с печеньем? Только не с шоколадным.
Когда девушка грациозно удалилась, она сказала:
– Так, некоторое время она будет занята. Джульетта склонна отвлекаться. Мысли у нее рассеиваются и где-то блуждают.
– Трев говорит, вы с ней ровесницы, хотя у вас более зрелый вид, – сказал Натт.
– Я вижу, вы редко общались с женщинами, да, мистер Натт?
– Ох, боги, я снова допустил ляпсус? – спросил Натт, внезапно разволновавшись – так сильно, что Гленда его пожалела.
– Ляпсус – это та самая штука, которую допускают, а потом смущаются, хотя вроде бы все прилично? – уточнила она.
– Э… да.
Гленда удовлетворенно кивнула. Еще одна литературная загадка разрешена.
– Лучше не употреблять слово «зрелый», если только речь не идет о сыре или вине. Не стоит говорить его женщинам.
Она смотрела на него, гадая, как бы задать следующий вопрос, и предпочла спросить напрямик. Обиняки у Гленды получались гораздо хуже.
– Трев считает, что ты умер и воскрес.
– Полагаю, так оно и есть.
– Мало кому это удается.
– Насколько я понимаю, не удается большинству.
– Как ты это проделал?
– Не знаю.
– Сейчас, конечно, уже день, но… ты не испытываешь тяги к чужой крови или мозгам?
– Нет. Только к пирогам. Я люблю пироги. Мне очень стыдно. Этого больше не случится, мисс Гленда. Боюсь, мое тело действовало независимо от воли. Оно требовало немедленного питания.
– Трев говорит, ты когда-то был прикован к наковальне.
– Да. Потому что я не приносил никакой пользы. Потом меня отвели к ее светлости, и она сказала: «Ты не приносишь пользы, но это не значит, что ты бесполезен. Я научу тебя быть полезным».
– Но должны же у тебя быть родители!
– Не знаю. Я много чего не знаю. Дверь закрыта.
