Орк.
Натт пританцовывал в воротах, ища взглядом того, кто мог что-нибудь сделать с мячом.
– Мне что, тут весь день торчать, орк? – поинтересовался Энди, стоя прямо перед ним. – Давай поживей, орк. Что, никто не бежит на помощь, а, орк? Говорят, у тебя когти. Покажи нам когти, орк. Тогда мячик лопнет.
– По-моему, у вас серьезные психологические проблемы, сэр.
– Чего?
Натт перебросил мяч через голову Энди, и где-то в толпе игроков, которые принялись за него драться, послышался хруст, затем вопль, затем свисток, а за свистком – общее пение. Оно началось где-то в районе миссис Аткинсон, но быстро распространилось по всему стадиону:
– Орк, орк, орк, орк, орк, орк, орк!
Чудакулли, пошатываясь, поднялся на ноги.
– Эти сукины дети меня зажали, Генри! – заорал он едва слышным сквозь пение голосом. – Мое колено! Будь оно неладно!
– Кто это сделал? – поинтересовался судья.
– А я откуда знаю? На поле треклятая мешанина, точь-в-точь как в старой игре! И сделай так, чтоб они перестали петь, провались оно совсем! Я вовсе не желаю это слушать!
Аркканцлер Генри поднял рупор:
– Мистер Боров!
Капитан «Юнайтед» протолкался сквозь толпу. Вид у него был смущенный.
– Вы в состоянии контролировать своих фанатов?
Боров пожал плечами:
– Звиняйте, сэр, но что тут поделаешь?
Генри обвел глазами Иппо. Действительно, что тут поделаешь? Это была Толкучка. Толпа, у которой нет главных. Нет руки, по которой можно хлопнуть, задницы, которую можно пнуть. Нет даже адреса. Толкучка пела, потому что пел каждый.
– По крайней мере, вы способны контролировать свою команду? – поинтересовался он. К его удивлению, мистер Боров опустил глаза.
– Не знаю, сэр. Звиняйте, сэр, оно как-то так получилось.
– Еще один инцидент подобного рода, и я прекращаю матч. Советую тебе уйти с поля, Наверн. Кто тебя замещает?
– Я сам! – ответил Чудакулли. – Но, учитывая обстоятельства, я назначаю помощником мистера Шноббса.
– Шнобби Шноббса? – уточнил бывший декан.
– Мы не родственники, – немедленно отозвался слугобраз Шноббс.
– Ладно, это еще куда ни шло, – вздохнув, сказал Трев. – Шнобси и сам не дурак подраться.
– Но цель футбола – не драка, – возразила Гленда. – И знаешь что? – добавила она, повышая голос, чтобы перекричать стальной рев толпы. – Что бы там ни думал бывший декан, сейчас он не сможет остановить игру. Стадион просто взорвется!
– Ты так думаешь?
– Ты только послушай. Знаешь, ты прав. Тебе нужно отсюда убираться.
– Ни за что!
– Ты можешь сделать полезное дело и забрать Джульетту. Отведи ее туда, где стоит старина Ваймси и его ребята. Держу пари, они ждут прямо за воротами. И поторопись, пока по лестнице еще можно пройти. Как только игра возобновится, шанса не будет.
Когда Трев ушел, Гленда зашагала вдоль боковой линии туда, где над своими пациентами стоял на страже доктор Газон.
– Этот ваш маленький саквояжик, сэр…
– Что?
– Подозреваю, вам понадобится сумка побольше. Как там профессор Макарона?
Упомянутый профессор лежал на спине, глядя в небо с выражением незамутненной радости на лице.
– Ну, с ним я легко разобрался, – ответил доктор. – В ближайшее время играть он точно не будет, вот я и влил в него капельку кое-чего, чтобы он не грустил. Впрочем, изрядную капельку кое-чего.
– А библиотекарь?
– Я позвал двух парней, которые помогли перевернуть его вниз головой, и беднягу вырвало. Он еще нетвердо стоит на ногах, но, кажется, все не так скверно. Хотя икает он, как пьяный попугай
[22]
.
– Мы не думали, что так будет, – сказала Гленда. У нее возникло ощущение, что хаос на поле нуждается в некотором оправдании.
– Да, обычно никто не думает, – отозвался доктор.
Они оба повернулись, поскольку шум толпы изменился. Джульетта, сверкая и сияя, спускалась с трибуны. Молчание шло за ней по пятам, как безнадежно влюбленный пес. А следом двигались Пепе и внушительная туша мадам Шарн, вполне способная сыграть роль баррикады в том случае, если Иппо суждено было превратиться в арену военных действий. Трев тащился в хвосте, словно запоздалая мысль.
– Ну, детка, что стряслось? – поинтересовался Пепе.
– Я никуда не пойду, пока Трев здесь, – заявила Джульетта. – Я не уйду без Трева. Пепе говорит, он выиграет матч.
– Что-что? – переспросила Гленда.
– Трев выиграет, – ответил Пепе, подмигнув. – У него звезда в руках. Хочешь посмотреть, как это будет, девочка?
– Ты куда клонишь? – сердито спросил Трев.
– Назови меня фокусником, парень. Или феей-крестной. – Пепе обвел жестом стадион. – Видишь эту публику? Их предки орали от радости, когда видели, как бойцы убивают друг друга или как дикие звери разрывают ни в чем не повинных бедолаг на части. Люди с копьями дрались против людей с сетками, ну и все такое.
– А сейчас здесь каждое воскресенье устраивают дешевые распродажи, – произнесла Гленда.
– Люди не меняются, – продолжал Пепе. – Толпа – одно большое существо. Оно не умирает. Оно кричит, визжит, любит и ненавидит, передавая все это из поколения в поколение. Толпу нельзя ни укротить, ни остановить. Только ради вас, юная леди, и ради блага мистера Трева я брошу ей кость. Подождите одну секунду.
Его поджарая паукообразная фигурка исчезла на лестнице в ту самую секунду, когда прозвучал свисток. Гленда видела, как слугобраз Шноббс ударил по мячу, но Чудакулли ошибался, полагая, что человек одинаковых с ним размеров должен быть столь же умен. Старая игра вступила в свои права. «Юнайтед» неслись по полю, и старые игроки уступали дорогу Энди и его армии, которая стремилась к мистеру Натту. От удара в грудь тот влетел в сетку ворот, раздался свисток, а за ним вопль: «НЕ ТРОГАЙ, ПАРЕНЬ, ТЫ ЖЕ НЕ ЗНАЕШЬ, ГДЕ ОНО ПОБЫВАЛО!» – и слова судьи:
– Честное слово, мне очень неловко, и я не понимаю, почему…
И наступила тишина.
Ее нарушил лишь один голос.
– Навроде! Навроде! Навроде!
Этот клич начался наверху, на трибуне, вблизи того места, где исчез Пепе.
Зверь позабыл про орка, но немедленно вспомнил Навроде. Человека, чье имя так часто воодушевляло толпу. Человека, которого она породила и пожрала. Человека, который и был футболом, самым сердцем зверя. Здесь, на поле боя, именно его и следовало вспомнить.
