Его больше интересовало здание, крыша которого возвышалась над деревьями.
Жители Нарры — древней столицы Аканэ — верили, что первый император Сэнгоку спустился к ним с небес верхом на волшебном олене. И теперь потомки священного животного без страха бродили по лужайкам вокруг храма. Паломники считали за честь покормить их, и те охотно подходили к любому человеку в надежде получить подачку. Но сейчас не было заметно ни одного зверя, все разбежались, чувствуя опасность, щедро разлитую в воздухе.
Сагюнаро не видел ни здания, ни высоких ворот, почерневших от времени, ни соснового леса, растущего вокруг храмового комплекса. Но ощущал густую горечь старого пепла, мокрого и снова высохшего дерева, покрытого копотью, мускусный запах испуганных животных.
— Давний пожар, — сказал шиисан, почти не размыкая губ, и пояснил, видя, что связанный страхом ребенок и озадаченно молчащая Ари не понимают его, впрочем, и остальные маги порой с большим трудом догадывались о смысле сказанного им: — …Храм горел.
— Да, господин, — прошептала девочка. — Он из дерева.
— Говорят, за его стенами стоит статуя императора высотой в десять человеческих ростов, — мечтательно произнесла Ари, шурша веером картинок.
— Бронзу для него собирали со всей Аканэ, — ответил Сагюнаро. — Трон в виде солнца обит листами чистого золота. Два небесных духа с обеих сторон тоже позолочены.
— Вижу, ты все же сохранил человеческую память. — Женщина, выпустив из внимания девочку, жадно уставилась на шиисана.
— Тени. Обрывки, — отозвался тот безразлично.
Он не забыл свою прошлую жизнь, просто стал оценивать ее по-другому.
Маги уже не первый раз пытались узнать, что произошло с ним. Но неизменно натыкались на равнодушие и полную безучастность. Казалось, бывший заклинатель потерял интерес ко всему, что связывало его с этим миром и собой прежним. Довольный Руам считал это очень хорошим признаком. Его даже не волновала гибель Икиру, хотя Сикх был в бешенстве, обнаружив труп собрата.
Сагюнаро помнил мертвое тело, запах крови, смешивающийся со смолистым ароматом игл, покрывающих землю густым мягким слоем. Меч вместо руки, звенящий от неудовлетворенной жажды убийства. А затем глубокая трещина под ногами, зовущая темная пустота, куда он падал или она летела ему навстречу. Долгое время не было ни звуков, ни запахов. Он стал частью темноты, а она стала частью его. Из нее приходили мысли и образы, острые как шипы. Нежелание сдаваться и становиться частью этой тьмы, ощущение слабости, сменяющейся яростной борьбой. Но их было совсем мало — редкие искры на фоне черной, глухой, плавно покачивающейся ночи. Они гасли одна за другой.
Если это был мир шиисанов, то сейчас Сагюнаро видел его совсем иначе, чем во время давнего плена. Ни каменных столбов, ни высоких сводов, ни вывернутого пространства пыльных комнат.
Тьма проникала в него вместе с вдохами, наполняла голову клубами дыма. А затем темнота обрела лицо. Белый неподвижный лик, половина которого была разрисована тонкими темными линиями. В бледных глазах тонула черная точка зрачка.
— Все боролись со мной. Как ты, — произнесли бескровные губы, двигаясь не в такт словам. — Но все сдались. Сдадутся скоро.
Сагюнаро понял, что он говорит о обладателях дара. Те, кто стали шиисанами, пытались сохранить свою человеческую сущность, точно так же как и бывший заклинатель, но проиграли, превратившись в кровожадных духов. То же ждало его самого.
— Не сегодня, — ответил он, стараясь мыслить связно.
Звуков и запахов, по которым он ориентировался прежде, больше не существовало, а глаза видели только то, что считал нужным показывать ему повелитель неизгоняемых. То есть полное, черное ничто. Оно душило. Поглощало, высасывало, стремилось растворить в себе. Сагюнаро рванулся, пытаясь вернуться обратно в привычный мир.
— Скоро. — Шарх равнодушно наблюдал за ним. — Все сопротивляются, но все становятся мной.
Сагюнаро на миг прекратил борьбу, смысл услышанной фразы дошел до него не сразу:
— Тобой?
— Мы все — одно. Одни цели, желания, стремления. Просто прими это. Жизнь обретет смысл.
— В моей жизни был смысл. — Сагюнаро старался разглядеть что-то кроме лица повелителя неизгоняемых, но скоро понял, что его тела нет. Вернее, оно и есть эта тьма.
— Ты не можешь вечно балансировать между, — произнес тот, и его голос прозвучал в голове бывшего заклинателя отголоском его собственного голоса.
— Между чем?
— Ты был сильным магом, становишься очень мощным духом. Помнишь безликого, которого ты убил, защищая друга? Дух поглотил много моих созданий, но даже тогда ты был сильнее его. А теперь ты сам потребовал открыть для тебя вход в этот мир.
— Нет.
— В этот раз ты хотел убить и убил человека.
— Я спасал человека.
— Кровь, пролитая тобой, провела тебя.
Тьма, обретающая материальность, снова начала засасывать Сагюнаро. Но он вновь попытался вырваться.
— Ты часть меня, — произнес Шарх невозмутимо. — А часть не может бороться с целым.
Лицо шиисана накрыла чернота, и она же окутала пленника мира духов. Властно и неумолимо. Растворила в себе, лишила возможности думать, чувствовать, желать. Искра человеческого разума погрузилась в глубокий сон.
Он не знал, сколько пробыл в нем. Минуту, день, месяц. Смутные видения проносились мимо, почти не касаясь его сознания.
…Из состояния оцепенения одержимого вывел настойчивый, многократно повторяющийся призыв, идущий издалека. Тот все еще звучал в голове Сагюнаро, когда его вытолкнуло из темноты. Но смысл ускользающих слов растворился в реальном мире, налетевшем со всех сторон. Бывшему заклинателю пришлось продираться сквозь звуки и запахи, оставляя клочья мыслей на их зазубринах.
Нагретые солнцем циновки, старое дерево, полосы света и тени, ложащиеся налицо неровной клеткой. Ветер, наполненный ароматом теплых осенних листьев, сырость близкой воды, свежесть неподвижных рыб, погруженных в эту медленную воду, журчание далекого ручья, мягкий удар бронзового гонга, приглушенный женский смех и настойчивый звук его имени, прозвучавший рядом. Он стоял в центре слепящего, разноцветного вихря, оглушенный, и не мог разобраться в своих ощущениях.
Но едва знакомый запах утреннего леса коснулся Сагюнаро, он узнал:
— Нара…
— Наконец-то это снова ты, — произнесла она очень тихо, — рада тебя видеть. — В ее шепоте не звучало радости, только усталость и неизбежность.
— Снова я? — переспросил Сагюнаро, настороженный ее тоном. — Что произошло? Где мы сейчас?
— Храм Тысячи циновок.
— Реласа, — выдохнул он, поражаясь расстоянию, которое они преодолели. — Только вчера мы были в Велесе.
— Сагюнаро, три дня прошло.
