После того как мы расстались, я задумался, кого же напоминает мне его манера говорить. В конце концов догадался: тоже уроженца префектуры Ибараки, знаменитого мастера ракуго
[94]
покойного Митио Ватанабэ.
В марте, в 60 лет, Хаиусима-сан вышел на пенсию, и сейчас работает советником в дочерней фирме. В период быстрого роста экономики он был в самом расцвете сил, и, как это свойственно многим людям того времени, его манера говорить и его поведение проникнуты уверенностью в собственной правоте.
Чтобы доехать из дома до работы, мне требуется час двадцать пять минут. По железной дороге я еду от станции Хасуда до Уэно, а там делаю пересадку на линию Хибия. Электричка всегда переполнена. Нет, переполнена — не то слово, она битком набита до такой степени, что не за что даже ухватиться. И вот в таком положении едешь 43 минуты. Это очень тяжело. Пересадка на Уэно — дикий кошмар. Когда спускаешься по лестнице, люди давят со всех сторон, стараясь быстрее попасть в метро. Чтобы дойти до билетного контроля линии Хибия, потребуется не меньше семи минут
[95]
.
До начала работы у меня было еще некоторое время, но так как поезд долго простоял, я уже стал опасаться, что могу опоздать. Честно говоря, если я опоздаю, на фирме никто и слова не скажет. Наоборот, лучше не приходить слишком рано и не слоняться без дела (смеется). Однако я не люблю опаздывать, и тогда еще подумал, что если придется сойти на Кодэмматё, я зайду в родственную фирму поблизости и позвоню оттуда к себе на работу.
Я тогда ехал в первом вагоне. Когда поезд подошел к платформе Кодэмматё, у колонны, примерно на уровне второго вагона, двое мужчин по какому-то поводу ссорились. Нет, ссорились они или нет, я не знаю, но один мужчина держал другого, а тот пытался вырваться. В чем там было дело, я до сих пор не знаю. Во всяком случае поезд проехал мимо них и остановился.
Билетный контроль на Кодэмматё находится примерно на уровне третьего вагона от хвоста, поэтому, когда я вышел из вагона, то двинулся назад. Тут же увидел лежавшую на платформе женщину — примерно там, где соединяются первый и второй вагоны. Ей, похоже, было лет 29-30, и лежала она, широко раскинув ноги, дрожа всем телом. Припадок эпилепсии, подумал я. Ко рту ей кто-то приложил платок. Вот бедняга, подумал я. Вокруг стояли люди и смотрели на нее, но было такое чувство, что они не знали, как ей помочь.
Я пошел дальше и рядом с третьим вагоном увидел лежавшего на боку мужчину лет 35. Он лежал в четырех-пяти метрах от женщины. Сегодня какой-то странный день, подумал я. Дальше, в пяти-шести метрах, лежал еще один мужчина, лет пятидесяти. Это уже третий. Его седая прическа мне напомнила заведующего филиалом нашей фирмы у станции Кодэмматё, и я наклонился к нему. Рядом заметил завернутый в мокрую газету сверток размером с бэнто.
Когда я подошел к билетному контролю, почувствовал резкий запах, похожий на горелое масло. Вероятно, заволокший платформу газ порывом ветра принесло в эту сторону. Окружающие закашлялись. Задавая себе вопрос, что бы это могло быть, я и прошел билетный контроль.
Три человека лежали на платформе, и вы это видели. Вам не пришло в голову, что это определенно странно? Вряд ли это могло быть случайностью.
Этого я не знаю, поскольку впервые попал в такую переделку. Если у человека нет оснований что-либо ожидать, то он не может быстро прийти к определенному выводу. Сегодня у многих приступы эпилепсии — или что-либо подобное. В этом случае я могу предположить, что имели место приступы эпилепсии, но не больше.
В горле появилось ощущения жжения — нельзя сказать, что это была боль, но как будто что-то острое попало туда и вызывало кашель. Окружающие тоже кашляли. Я достал платок и попытался откашляться. Затем поднялся по лестнице и вышел на улицу. Небо было красноватое. Такое впечатление, будто наступает вечер: солнце опустилось, а на небе еще остались его красноватые блики. Меня это удивило. Еще больше поразился я, когда посмотрел вокруг и увидел, что кругом в разных позах на земле лежат люди. Наверное, больше ста человек.
В это время я сам потерял способность соображать и не мог понять, что вообще происходит. Однако подумал, что надо во что бы то ни стало добраться до филиала нашей фирмы. Пока могу двигаться, надо идти. Это совсем близко, всего две-три минуты ходьбы. Если туда доберусь, можно будет что-то сделать.
Когда я туда пришел, все мужчины выскочили мне навстречу. Я им сказал: случилось что-то ужасное. Я тоже пострадал. Дайте мне полежать. Голова и глаза сильно болели, самочувствие было плохое. Я лег на диван и положил на голову мокрое полотенце. Примерно через полчаса узнал по телевидению, что это был ядовитый газ. Друг проводил меня до станции Кодэмматё: я подумал, что будет лучше, если меня подберет «скорая помощь». К тому времени почти всех пострадавших уже увезли, остались только служащие станции, и меня посадили в неотложку вместе с ними.
К тому времени я уже чувствовал себя ужасно. Такое ощущение, что у меня приступ анемии. Сидеть я не мог и, как только машина тронулась, попросил, чтобы меня уложили.
В больнице
[96]
провел две ночи. Очень болели глаза — даже тогда, когда я их закрывал, но, лежа на спине, я чувствовал себя немного лучше. Если во время сна поворачивался на бок, начинали сильно болеть глазные яблоки. Приходилось звать сестру, и она губкой протирала мне глаза, говоря при этом, что лежать на боку с закрытыми глазами мне нельзя. Когда вставал, начинала страшно болеть голова — настолько, что не мог ходить в туалет. Поэтому в первый день пользовался «уткой».
Хотя и на третий день мне было скверно и во всем теле чувствовалась слабость, результаты анализов были неплохие, и меня выписали. Дело в том, что я, хоть и лежал в больнице, никакого лечения не получал. Вот я и подумал, что лучше вернусь домой и хорошенько отосплюсь.
В тот момент мне как-то полегчало. От станции я взял такси и вернулся домой. Что ни говорите, во мне сильно чувство преданности фирме, и я собирался на следующий день идти на работу. Поэтому в тот вечер пораньше лег спать, и когда, встав утром, стал умываться, резко почувствован тяжесть в голове. Прямо на глазах ухудшалось самочувствие, появилась тошнота — в общем, я даже не могу описать свое состояние.
Поэтому ничего не оставалось, как снова лечь в постель. Как только лег, состояние улучшилось, но стоило закрыть глаза, как они начинали болеть. С полузакрытыми глазами пытался смотреть сумо по телевизору. Как только вставал с постели, секунд через десять самочувствие резко ухудшалось. И так продолжалось четыре дня. Было очень тяжело, просто ужасно. Случись такое на войне, лучше бы меня убили. Было бы легче просто получить пулю. Вероятно, газ был довольно сильный (горько усмехается).
