Ирина, подперев кулачками подбородок, смотрела на Петра Ивановича широко открытыми глазами, в которых было и удивление, и задумчивость, и еще что-то такое, что делало ее намного взрослее...
Глава 19
На конном дворе никого не было. Возле конюшни стояли сани, разбросав в стороны усы-оглобли. Смирнов потоптался возле них и вошел в пахнущую теплом полутемную конюшню. Лошади, каждая в своей стайке, громко хрустели сеном, всхрапывали. Иные били копытами по деревянному настилу, и тогда хлопьями сыпался сверху, с потолка, легкий, как вата, куржак.
— Есть кто-нибудь тут? — громко спросил Петр Иванович.
Никто не отозвался, только жеребец в ближней стайке изогнул шею и глянул на Смирнова радужно-стеклянным глазом.
«Опоздал. Фрол задал корму лошадям и отправился домой позавтракать», — подумал Петр Иванович.
Решив подождать Курганова, он прошел в угол конюшни, заваленный прелым сеном, и лег на него.
Здесь, в углу, более темно и душно. Смирнов хотел уже встать, тем более что возле конюшни раздались чьи-то шаги, но в это время услышал:
— Ну где же он? Жди, понимаешь, как барина...
И, помолчав, тот же голос (Петр Иванович узнал Устина Морозова) добавил:
— Нынче кинь в собаку палкой — попадешь в начальника. Дошел пешком бы до станции, не подох. А и окочурился бы на полдороге, невелика беда.
Устину ответил Фрол Курганов:
— Тебе что за печаль ехать? Вон Андрона пошли или кого из ребятишек — отвезут.
Петр Иванович, ошарашенный, теперь не знал, что ему делать — подняться и поздороваться, будто ничего не слышал, или подождать — может, Устин с Кургановым уйдут от конюшни. И тогда идти на станцию пешком...
Пока раздумывал, Фрол и Устин зашли в конюшню. Брякнули удила — видимо, кто-то из них снял со стены уздечку. Потом голос Фрола:
— Стой, дьявол... Ну, хватит, одни дудки остались, да и те гнилые. — И слышно было, как он похлопал ладонью по крупу лошади.
— Ты вчера зато доброго сена привез, — сказал Устин.
Фрол ничего не ответил.
Потом Петр Иванович услышал, как Устин плевал на папироску, слышал даже, как она шипела, потухая.
— Долго думал-то? — спросил тихонько Устин.
— О чем?
— Ишь ты, не понимаешь! Я спрашиваю, как догадался сенца-то привезти на ферму?
— Не я — другие догадались бы.
— Я не с других, я с тебя спрашиваю. — Голос Устина тоже шипел и потрескивал, будто и на него плевали, как на папироску.
— Скот же дохнет...
— А-а... — холодно протянул Морозов. — Ну-ну!
— Да ведь и ты же привез!
— Я? А как же, и я тоже. Дурак сватается — умному путь кажет.
Простукали копыта коня по деревянному настилу — Курганов вывел его из конюшни.
Фрол и Устин продолжали разговаривать во дворе, но теперь голоса доносились глухо, и Петр Иванович почти ничего не мог разобрать. Потом Устин повысил голос, и до Смирнова явственно донеслось:
— И про Пихтовую падь догадались бы?
Ответа Фрола Курганова Смирнов не разобрал, потому что громко начала стучать в виски кровь. Возможно, она стучала уже давно, но услышал это Петр Иванович только сейчас и в ту же секунду почувствовал, как снова пощипывает тихонько сердце, словно кто делает редкие и короткие уколы тоненькой иголочкой. «Что же делать? — мелькнуло у него в голове. — Ехать домой или оставаться в колхозе?»
Смирнов привстал на колени, потер холодными пальцами виски. Виски рвало изнутри, под пальцами билось что-то живое и горячее.
— Назад, назад! — услышал он голос Фрола и понял, что Курганов пятит в оглобли жеребца. — Да назад же, холера тебя задави!
В следующую секунду до Смирнова снова отчетливо донесся насмешливый голос Морозова:
— Если лошадь в оглобли не идет, ее кнутом по морде хлещут. Понял?
— Устин! — воскликнул Курганов. Крик был отчаянным, умоляющим. — Ты меня не пугай, Устин!
— Не кричи, во-первых, — ответил Морозов. — А во-вторых, я не пугаю, я просто тебе совет дал. Попробуй-ка хлестануть. Вскинет голову, а попятится... И в-третьих, я еще поговорю когда-нибудь с тобой обо всем этом... особо.
И возле конюшни стало тихо. Устин и Фрол уехали. Петр Иванович, еще помедлив, встал и вышел из конюшни.
Утро было нисколько не теплее, чем вчера. Там, где собиралось взойти солнце, по небу от края до края стлались раскаленные на морозе розовые полосы.
Глядя на эти полосы, Петр Иванович шел в контору. Он думал о странном, нечаянно подслушанном разговоре Устина с Фролом. В чем же дело? Обязательно надо рассказать обо всем Захару. Но... только ли о сене говорили Морозов с Кургановым?
И еще подумал Петр Иванович, что из колхоза надо уезжать как можно скорее — припадок может свалить его через сутки, а может, и раньше.
Из конторы, у крыльца которой стояла запряженная лошадь, вышли навстречу Смирнову Морозов и Курганов.
— А-а, вот он! — добродушно воскликнул Устин. — А мы тебя давно ждем. Давай скорее, чтоб к десятичасовому поезду успеть. Сам уж отвезу, больше некому.
— Я... пожалуй... Зачем же беспокоиться?
— Ты чего? Хворый, что ли? — спросил Устин, не дав Смирнову договорить, и в черных глазах его плеснулась неподдельная тревога. «Что за черт, он ли возле конюшни говорил: „Дошел пешком бы до станции, не подох“?» — невольно засомневался Петр Иванович.
Фрол Курганов внимательно посмотрел на Смирнова и отвернулся. А Устин продолжал, по-прежнему приветливо улыбаясь:
— Я тулупчик сейчас принесу. Морозишко-то, не дай Бог, заколеешь. Я мигом. — И быстро пошел к своему дому.
Фрол Курганов еще раз посмотрел на Смирнова и, не попрощавшись, направился в другую сторону.
— Фрол Петрович! — окликнул Смирнов.
Курганов вопросительно обернулся.
— Я вот что хотел спросить... Фрол Петрович... Большаков в конторе?
— С утра уехал по бригадам.
«С утра» означало, что председатель уехал давно, несколько часов назад.
— Я, признаться, Фрол Петрович, был удивлен вчера твоим поступком, — опять начал Смирнов, — Мы с Захаром думали — ты на базар повезешь сено.
Фрол как-то странно подергал щекой и проговорил:
— Врешь ты, парень. Что удивился, может, и верно. А сейчас, сдается, не о том хотел спросить.
Смирнов действительно хотел сказать, что слышал их разговор с Устином, хотел спросить, что значат слова Морозова: «И про Пихтовую падь догадались бы», да не мог сообразить, как удобнее начать. А Фрол еще постоял, подергал щекой, но, не прибавив больше ни слова, пошел прочь.
