С матерью вел себя так, будто был у нее в долгу, хотя нет-нет да и огрызнется на что-нибудь. И Степанида не понимала, отчего так раздражает сына ее забота и внимание.
Сейчас, сложив руки на груди и поджав губы, она молчал наблюдала, как Митька рассматривает себя в зеркале, и все думала об одном и том же: отчего он лается на нее?
— Как все-таки с матерью-то ты, сынок... Обидно ведь мне.
— Да я и не хотел обидеть.
Степанида поднесла к глазам фартук. Митька увидел это в зеркало, беспокойно обернулся:
— Мама...
— Ладно уж, сынок... Пей, что ли, молочко.
Митька сел за стол, подвинул к себе кружку. Поднял глаза на мать и тут же опустил их.
— Ну, хорошо, я скажу. На станцию ездил. Докторша там одна работает в медпункте, Ленка Краснова. Да ты знаешь ее — уколы прошлым летом ставить приезжала. Вот... к ней ездил. Только я ведь... не собираюсь жениться. Ну, съездил... Так, в отместку, можно сказать, одной тут...
Степанида долго вытирала и без того сухие глаза. Опустила фартук, расправила его на коленях. Когда расправляла, руки ее чуть волновались.
— Оно всегда ведь так — сборы долгие, а женитьба в один день. Рано или поздно надо будет... хозяйку тебе. — И вдруг сказала: — Доктора-то хорошо зарабатывают...
— Вот опять! — буркнул Митька.
— Так мать же я тебе, как ты понять не можешь?! Я жизнь-то знаю маленько. И, хоть обижайся не обижайся, я скажу... Раньше вот как говорили: «Муж того возом не навозит, что жена горшком наносит. С умной женой пиры пировать, а с глупой — век горевать...» А как же? Не надо забывать, сынок, про это...
— Что еще там... говаривали раньше? — спросил Митька.
— Хоть и смеешься, а скажу, что же... Еще мудрость такая есть: «Невеста — как лошадь, товар темный». А на тебя — не слепая я — охотниц много. Супротив тебя-то кто из парней в деревне? Никого. Тебе-то, может, и невдомек об этом, а я ведь мать, знаю. И могут тебя быстренько обкрутить, что и не заметишь. Так кто же поможет тебе жену-то вровень выбрать, если не мать? Кто посоветует?
Митька отхлебнул из кружки. Степанида притихла.
Через некоторое время Митька все же спросил, уткнувшись в пустую кружку, точно хотел спрятать туда взявшееся краской лицо:
— Так что же... посоветуешь?
— А то и посоветую... Шутка ли — доктор! У докторов от одних подарков целое богатство. Подвалило счастье — брать надо обеими руками.
Митька поставил наконец кружку на стол, прошелся бесцельно из конца в конец комнаты. Затем присел на стул, посидел, разминая пальцами папироску. Он и не заметил, как порвалась тонкая папиросная бумага, как сухой табак сыпался и сыпался на крашеный пол, на его сыроватые еще от растаявшего снега валенки...
Примерно в тот же час Захар Большаков сидел в доме Анисима Шатрова и пил со стариком чай. Ирина, молчаливая, бледная, то тихонько подкладывала председателю чайную ложку, то неслышно пододвигала фарфоровую сахарницу. Но Захар, кажется, не видел ни сахара, ни чайной ложки. Держа в ладонях горячий стакан, он часто отхлебывал из него.
Сюда Большаков завернул, возвращаясь из самой дальней бригады. Он продрог насквозь. Анисим кивнул внучке на печь, и та немедленно вытащила чугунок с горячей водой, собрала на стол.
Сегодня утром, когда Захар совсем уж собрался ехать в бригады, Борис Дементьевич Корнеев, хмурясь, сообщил ему:
— Испортил нам Митька Курганов всю обедню, кажется.
— Какую обедню? — не понял сперва председатель.
— Вроде начал Егор помаленьку вытаскивать девку. Я за этим делом внимательно слежу. А сейчас Егор туча тучей. Я было сунулся к нему — он обложил меня злым матом...
И Корнеев рассказал Большакову, что произошло у скирды между Митькой и Варварой Морозовой. Захар выслушал все молча.
— А тут еще Иришка в рев ударилась и... Я боюсь, как бы она Варьке теперь чего не наговорила, и тогда уж...
— Иринка-то с чего? — спросил Захар, хотя тут же и сам догадался, поднял на агронома удивленные глаза.
— Ну да, мне и самому это было в изумление, когда Клавдия Никулина рассказала, — проговорил Корнеев. — А оно, если разобраться, чего же? Мы заскорузли уж, много нам не видно. Сердчишко у нее молоденькое, а Митька парень броский.
Захар сел в кошевку, укутал поплотнее ноги старой медвежьей шкурой.
— Как, кстати, она, Клавдия?
Корнеев пожал плечами:
— Знаешь же — треплют языками по деревне... Об ней с Фролом. Тоже... древний рыцарь объявился! Смех один.
— Я о другом...
Корнеев только махнул рукой:
— Чтоб в молитвенный дом — не слышно. А старушонки похаживают к ней.
— Да-а... — невесело проговорил Захар. — Ну ладно, присматривай тут. К обеду вернусь. Ни с Егоркой, ни с Варькой пока ничего такого не надо. Тут разобраться следует осторожно. Если Варька к Егору... чего же она Митьку по сопатке тогда не съездила?
— Не знаю. А должна бы, кажется...
— Вот то-то же... Тут непонятное что-то пока для меня. Ну, поглядим... С Иришкой сам попробую потолковать, если сумею.
И сейчас, прихлебывая чай, обдумывал, как удобнее это сделать. Анисим чай почти не пил, поглядывал беспрерывно в окошко.
— Митька-то, сказывают, на работу сегодня не вышел? — спросил старик.
— Не вышел. Ему, стервецу, уши оборвать бы, — сказал Захар.
Ирина звякнула посудой, быстро встала из-за стола, отошла к печке. Анисим проводил ее краем глаза.
— Сказывают, на полустанок утром бегал он, — продолжал старик. — Недавно воротился, я в окно видел. Заболел, может?
— Больных у нас возят, — со злостью проговорил Захар.
— Ну да, ну да... — неизвестно к чему промолвил старик.
Захар отодвинул пустой стакан, поднял глаза на Ирину:
— Я вот что хотел, дочка... Мы с тобой об Варьке Морозовой как-то...
— Вы что, сговорились?! — крикнула Ирина. — Провалиться бы ей... Не буду я, ничего не буду...
И, схватив одежду, выбежала из дому.
— Ну да, ну да... — опять промолвил свое старик и неловко полез из-за стола.
... Через несколько минут Захар вышел на крыльцо, возле которого росло огромное дерево. По улице торопился куда-то Колесников. Увидев председателя, он остановился.
— А новость ты еще не слыхал? — спросил он. — Сегодня утром Варька... ушла к Егору!
— Как ушла? — переспросил Захар, чувствуя в душе облегчение.
— Известно как. Собрала платьишки в узел, да и перетащила к Егору в дом. Я как раз у Егора сидел. «Вот, говорит, пока матушки дома нету, а то не осмелюсь при ней. И чтоб, говорит, ты, Егор, не думал, что я с Митькой... — И заплакала. — С Митькой-то, говорит, отец меня силком заставлял...»
