Эмма Геннадиевна уставилась на лекарства, Матвей Ильич кашлянул:
— Мамочка, думаю, мне пора прекратить прием препарата. Шут с ними, с волосами, от них куча проблем, — шампунь покупать придется, в парикмахерскую ходить. И я встревожен, не дай бог, всё тело обрастет. Вдруг у меня еще и хвост отпочкуется?
Анфиса сделала вид, что вытирает рот салфеткой. Я изо всех сил пытался не расхохотаться.
Эмма Геннадиевна вскинула голову, приоткрыла рот, но произнести очередной спич ей не дала Ксюша.
— Иван, замри, не шевелись! — закричала она.
Я, как раз низко склонившийся над Ричем, замер и посмотрел на нахалку. Та вскочила и, повторяя «Стоять… стоять», приблизилась к нам с пуделем, пощупала мой галстук, потом, громко захохотав, затопала ногами.
Я выпрямился и изобразил на лице подобие почтительной улыбки, подумав при этом: если настоящие дворецкие вынуждены терпеть таких хозяек, как Ксения, то им положен памятник при жизни.
Елизавета Матвеевна поджала губы:
— Ксения, хватит. Что с тобой?
— Ой, умираю… — простонала отвратительная девица. — У них одинаковые бабочки!
Эмма Геннадиевна вскрикнула:
— Мотыльки? Где? Ненавижу их!
— Мама, умоляю, — устало произнесла Елизавета Матвеевна, — сейчас ноябрь, какие могут быть мотыльки?!
— Я говорю о галстуках… — закатывалась Ксения. — У Ричи и Ивана они идентичные. Дворецкий, вы одеваетесь в лавке для животных?
Я автоматически потрогал свою покупку, потом покосился на восседавшего за столом пуделя. Эмма Геннадиевна очеловечила своего любимца, тот по несколько раз на дню меняет наряды. Сейчас пуделек втиснут в пиджак, а то, что я принял за широкий бордовый ошейник… Надо же, на шее собаки, оказывается, на самом деле галстук‑бабочка.
Ксения перестала давиться смехом, бесцеремонно схватила меня за борт пиджака, потом цапнула галстук, в секунду отстегнула булавку и завопила:
— Ну! Я права! Гляньте, тут петля, в нее надо продевать ошейник, у Ричи точно так сделано. Я видела эту белиберду в торговом центре, ее там в корзинах навалом лежит вместе с разным дерьмом для животных.
Очень надеюсь, что я не слишком изменился в лице. Память услужливо развернула картину…
Вот я, не желая тратить пятнадцать тысяч рублей, покидаю бутик, иду в дешевый магазин и спрашиваю у тетки, рассматривающей комбинезон для собаки:
— Не знаете, где здесь галстуки?
— Слева, — отвечает та.
Я хватаю понравившийся, спешу расплатиться и получаю совет от кассирши:
— Снимайте бабочку перед едой. Стирать ее нельзя.
Дама, выбиравшая комбинезон, показала мне на корзину с аксессуарами для собак, а кассирша была уверена, что я решил принарядить своего пса.
Пока я пытался прийти в себя, Ксения швырнула мою бабочку на стол, расстегнула ошейник Рича, стащила с него галстук и объявила:
— Точно! Название фирмы одно — «Собака на свадьбе». И даже принт совпадает — крохотные кости.
— Нет, там книги! — выпал я из роли дворецкого.
Девица сунула мне под нос обе бабочки:
— Прошу полюбоваться!
Я впал в ступор. Ну как я мог не заметить принт в виде костей?! Переплеты были на аксессуаре, стоившем пятнадцать тысяч. И отчего я не заметил ярлычок «Собака на свадьбе»? Ни разу в жизни я не оказывался в столь глупом положении. Ничего себе ситуация: Иван Павлович Подушкин вырядился как пудель! Кстати, и пиджаки у нас с Ричем похожи…
— Каждый человек покупает себе одежду по вкусу и по карману, — неожиданно пришел мне на помощь Матвей Ильич. — Чего к Ивану пристали? Он живет на зарплату, не грех сэкономить. Некрасиво, Ксения, над человеком издеваться. И уж совсем нехорошо надсмехаться над тем, кто не имеет права тебе ответить. Вот это настоящая гадость, а не шпинат, который ел Родион. Ступай вон, посиди в своей комнате и подумай над поведением. Уж больно ты сегодня разошлась! Решила, раз в невесты к денежному сундуку попала, то тебе все можно?
— Мама, скажи ему! — проскулила Ксюша.
— Папа, пожалуйста, давай спокойно поужинаем, — попросила Елизавета Матвеевна.
Ее отец резко отодвинул от себя тарелку и встал:
— Не сметь мне замечания делать! Молчать! Слушать! Надеетесь, что, выдав Ксению за богатея, заживете припеваючи? Фигу вам, девчонка всех к ногтю прижмет! Она уже сейчас зубы скалит. Забыла, что натворила, дрянь? Запамятовала, из какой грязной ямы тебя вытащили? От тюрьмы спасли!
— Папа! — хором воскликнули сестры Елизавета и Анфиса.
— А‑а‑а, — засмеялся старик, — испугались! Ну, мне с вами не по дороге. Надоело! Пошли, Рич, отсюда.
Матвей Ильич схватил пуделя и поспешил к выходу из столовой.
— Папочка, стой, — закудахтала Эмма и побежала за мужем.
— Ксения, нам надо поговорить, — сказала Елизавета Матвеевна.
— Тебе надо, ты и болтай, — огрызнулась дочь, убегая вон.
Хозяйка аккуратно сложила салфетку и обратилась ко мне:
— Благодарю за ужин. И, пожалуйста, не надевайте бабочку. Кстати, вы до сегодняшнего дня пользовались простым галстуком, почему вдруг решили его поменять? При найме на работу была четко оговорена форма одежды: костюм, рубашка, и я подчеркивала, что не потерплю в своем доме ни малейшего эпатажа.
— Я хотел доставить удовольствие Эмме Геннадиевне, — принялся оправдываться я. — Она считает, что дворецкий должен носить бабочку. У меня ее не было, поэтому я зашел в торговый центр за покупкой и случайно приобрел собачий галстук.
— Действительно, собачий, — хихикнула Фиса.
Лицо Елизаветы Матвеевны разгладилось:
— Понятно, это очередная шутка Ксении. Это она вам сказала, что бабушка в восторге от бабочек? Иван Павлович, Эмма Геннадиевна подслеповата, даже в очках у нее слабое зрение, мама просто не видит, что у вас на шее. А Ксюша, как, впрочем, и моя сестра, обожает разыгрывать людей. Можете убирать со стола.
— Во, слышал? — возмутилась Анфиса, когда ее сестра, задрав подбородок, удалилась. — «Можете убирать со стола»… А ничего, что я тут сижу? Обожаю наши тихие семейные вечера. Ну не дуйся, Ваня, я просто хотела пошутить. Ты такой симпатичный был в этом бордовом безумии. Я люблю прикольнуться над людьми, но не зло, а по‑доброму.
В кармане завибрировал телефон, и я спросил у шутницы:
— Разрешите отойти на кухню?
— Обиделся? — встревожилась Анфиса. — Неужели тебе не смешно? Прекрати сейчас изображать дворецкого. Мы же близкие друзья, родные люди…
На мое счастье, именно в этот момент появилась Светлана Андреевна и сообщила:
— Иван Павлович, вас зовет мастер, который плитку перекладывает. Не волнуйтесь, я сама посуду уберу. Анфиса Матвеевна, подать вам чаю?