— Он снова вернулся, — чуть слышно произнесла девушка.
* * *
Миха-Лимонад в это время беседовал со своей новой знакомой. Пришла ей пора поговорить.
— Ты смеешься надо мной или всерьез притворяешься таким брутальным?
— В смысле?
— Про мечту.
Миха пожал плечами.
— Ты вся такая рафинированная, а я существо довольно простой организации; все попроще и поконкретней. У меня такая цепочка мечт...э-м-м... мечтаний, и я двигаюсь от звена к звену. Обычно на это уходит неделя-две. Чего улыбаешься? Правда.
— У-гу... Значит такая Мечта на Сегодня?
— Типа. А ты быстро все усекаешь.
— Типа... Ну и сколько стоит твоя Мечта на Сегодня?
— Во как! Вроде как в облаках паришь — а тут же «сколько стоит?».
— Я не давала никаких обещаний.
Миха усмехнулся.
— Больше сотни штук баксов, если тебя это действительно интересует.
— Почему мужчины так боятся открыть свою чувственность?
— О чем ты?
— Вот и сейчас.
— Что сейчас?
— Ничего. Просто непонятно.
— Непонятно — что?
— С чего это ты прикидываешься таким валенком?
Миха поморщился, оглядел стены гостиничного номера и девушку в центре постели:
— Знаешь, почему?! Вот из-за таких разговоров. А ведь всего-то и сказал — это что хочу купить новую тачку.
— «Астон Мартин»?
Миха снова усмехнулся: вот они, девяностые-нулевые, поколение внучек постмодернизма. Оговорки-шутки: коллектив счастливых консуматоров со своим коллективным пиздежом.... Ты про это в своих журналах начиталась, игруля?! Вслух он сказал:
— BMW.
— У-м-м.
— А мужика там играл не Шон Коннери, а Пирс Броснан. Хотя потом уже Дэниел Крэйг, только это другая история.
Она весело посмотрела на него, Миха холодно улыбнулся в ответ.
— Не притворяйся слишком умненькой девочкой, ты и так не дура.
— Чего, обиделся?
— Просто рассказываю, как обстоят дела. И у «Ноль-ноль-семь» была спортивная модель из алюминия. А я хочу купить тяжелый лимузин. Бумер.
— Ладно, извини.
— Чего уж там, — Миха провел языком по ее груди, на коже остался влажный след, коснулся губами соска, — постконсуматоры и их дискурс...
— Я уже извинилась.
Миха посмотрел на нее внимательнее и подумал, что она, скорее всего, ему нравится. И тут же услышал веселое:
— А что это у нас сейчас произошел за разговор?
— Наверное, запоздалое смущение.
— Забавно.
— Что?
— Верное слово. Люди всегда выпендриваются от смущения.
— Я знаю, как все это прекратить. Иди сюда.
— Да, хорошо. Подожди.... Ой, как приятно... Тогда тем более не понятно, на хрена тебе «Бумер»?
* * *
Потом, когда у них все сложилось еще раз, она сказала:
— Я давно ни с кем не была.
— Сочувствую.
Она курила. Повернула голову к Михе. Ее карие глаза стали темными. Темными и глубокими. Как бархатное окаймление омута, в который пристально вглядываешься. Она сказала:
— Я давно ни с кем не трахалась.
— Изящное уточнение.
Она отвернулась. Выпустила дым в потолок. Помолчала. Проговорила негромко:
— Если у нас будет когда-нибудь еще свидание, я скажу тебе, что имею в виду.
В дверь постучали. Миха поднялся, накинул махровый халат. Взял бумажник. Вернулся через десять секунд. С огромным букетом алых роз. Протянул ей:
— Я пришел на второе свидание. Говори.
Она обрадовалась букету. Рассмеялась. Миха тоже улыбнулся. Приняла букет, как счастливый ребенок. В глазах не было никакого омута. Лишь искорки, которые Михе захотелось поймать. Фотография действительно вещь удивительная.
— Все-таки ты не совсем бандюга.
— Какая проницательность.
Выглянула из-за букета. Искорки чуть изменили цвет:
— Не надо надо мной смеяться.
— Не над тобой. Над смешным.
— Да на здоровье...
— Ты мне тоже понравилась.
— Я тебя прощу, если расскажешь про поэтический смысл. Ну, занимаюсь словом, тра-ла-ла...
— «Тра-ла-ла» я не говорил.
— Ну, все же.
— А что тебя интересует? — Миха действительно был удивлен.
— Ну, пожалуйста.
Миха дотронулся пальцем до своих губ, — безмолвное «бла-блабла», — и сказал:
— Изучаю слово как способ и одновременно производную коммуникации. Обратную связь.
— В смысле?
— У меня только что вышел сборник эссе и стихов. Издание — закачаешься! Так вот, «закачаешься» — это обратная связь.
— Значит все-таки стихи.
— Эссе и стихи.
— Сними халат. Хочу посмотреть на твое тело.
— Разочаруешься... В качестве стихов.
— Пытаюсь понять, ты нарцисс или это защита...
— Не пытайся.
— Не буду. Меня влечет к тебе.
— Очень красивая родинка.
— Здесь?! Хм... — усмехнулась. — Синди Кроуфорд.
— Я тебя расстроил?
— Нет, но... Скажи мне, только честно: о чем ты мечтаешь? Пожалуйста.
— Да зачем тебе? — Опять искреннее недоумение.
— Пожалуйста.
Миха скинул халат, присел к ней на краешек постели. Погладил ее волосы. Она не поняла, что услышала в Михином голосе. Ей показалось — иронию.
— В детстве я мечтал увидеть живую Одри Хепберн в... в возрасте «Римских каникул». И сейчас иногда тоже. Перенестись на пятьдесят лет назад.
— Чего-чего?
— Была такая актриса.
— Да слышала. Тебе нравится?
— Я считаю ее совершенством. Лучшей женщиной всех времен, — Миха улыбнулся. Она вдруг увидела, какие у него длинные ресницы. Все еще улыбаясь: — Говорят, она была ангелом. И я в это верю.
— Хм... Э-э-м-м-м...
— ...
— Эй, ты еще здесь? Или видишь ангелов?
— Не знаю, для чего я тебе это рассказываю. Попросила...
— Я не об этом. Пусть ангелом. Просто... Мечта же должна хотя бы в принципе... ну, сбываться...
