Он не был против Вики, когда она стала одним из одиннадцати человек, принимающих решения.
Но она не могла превратиться в одного из трех. Потому что третий — есть такая детская игра — лишний. Потому что много лет назад «Континент» создавали два человека, а президент, вице-президент — это лишь слова.
Номиналитеты… И Петр Виноградов вовсе не интриган, он так, напрямую, об этом и заявил, и Алексей Игоревич отнесся ко всему с пониманием.
Они с Алексеем всегда могли понять друг друга. Оба были великолепные игроки. Оба готовы были рисковать и бегать по лезвию бритвы. И Алексей Игоревич, образно выражаясь, был внутренне согласен с тем, что крупье можно купить, потому что это были проблемы крупье. Но он не был согласен с существованием подвижного дна у круга рулетки, потому что тогда это были проблемы игры. Однако Петр смотрел на эти вещи проще. Намного проще. Кто-то должен был брать на себя и не самую приятную работу. Зато Петр не изображал из себя плейбоя, не являлся в президентский кабинет с волосами по плечи и не испытывал приступов анархической лихорадки, когда его светлость Алексей Игоревич укатывал кататься на серфингах и на сноубордах («общение со снежными божествами» — так у них это называлось), а он оставался прикрывать тыл и затыкать дырки. Хорошо еще, их светлость забирал с собой Вику…
Ладно, чего уж теперь, все это в прошлом.
Алексея Игоревича всегда интересовал адреналин. Петра Виноградова тоже. И они играли. Порой как бык с тореадором, а порой как спевшиеся карточные шулеры, рубящие на одну руку.
Но теперь у Петра Виноградова были проблемы. И самое неприятное во всем этом то, что он до сих пор не мог их сформулировать. Вот-вот, рядом, где-то уже на языке, но… И дико хотелось курить. Потому что картинка — образ решения, которое должно прийти после первой же затяжки, — становилась все более навязчивой.
Всю жизнь Виноградов курил нормальные сигареты, никаких облегченных, лайтс, и прочей лабуды. Потом, когда количество выкуриваемых сигарет перевалило за пачку в день, он перешел на облегченные. Через несколько месяцев он выкуривал уже больше двух пачек облегченных — что толку-то, организм не обманешь. Сигареты легче — куришь больше. И вот друзья ему посоветовали «Бенсон и Хэджес» — сотку. Долго планка держалась на полутора пачках, и, когда плотины прорвало и полгода Петр выкуривал по сорок стомиллиметровых сигарет в день, он понял, что надо завязывать. И уж когда это произошло, он твердо себе пообещал, что развяжет только в случае, если произойдет что-то ну совсем грандиозное, типа конца света, когда уже не важно — завязал, развязал…
Сейчас, наверное, не пришло еще время развязывать. По крайней мере Петр очень надеялся, что не пришло. Может быть, где-то близко к тому, но все-таки нет. Пока нет.
Он открыл верхний ящик стола и с силой швырнул сигареты обратно.
Лютый хочет разговаривать с Викой.
Что ж, к этому надо отнестись с пониманием. Ну конечно, они друзья, Алексей Игоревич умудрился их сделать друзьями. Эту аристократку-недотрогу с мужицкой хваткой и криминального авторитета, который решил показать всем, что у него теперь чистые руки.
А как быть с прошлым? Просто взять и перечеркнуть? Петр вовсе не был таким дураком, чтобы отрицать тот очевидный факт, что в основе любого крупного состояния спрятано преступление. Он никогда не был чистоплюем. Просто ему был известен еще один парадокс — будущее отбрасывает на прошлое тени. А не наоборот. И это уже совсем другой взгляд на вещи. При котором все, что сейчас произошло с Лютым, уже не кажется таким диким.
Лютый хочет говорить с Викой.
Ну что ж, учитывая все, что с ним случилось в последнее время, это желание вполне закономерно. Пусть говорят, будет ему Вика. Надеюсь, она уже вполне готова к разговору. Даже несмотря на легкие изменения последнего времени, она готова к разговору… Все травмы рано или поздно залечиваются, если организм выживает. И здесь все будет так. Все будет хорошо, как в телевизионной рекламе в «Русском проекте»: «Все будет хорошо!»
Разговор Лютого с Викой — не самая большая проблема. Там еще есть запас прочности и запас времени. Есть проблемы и поважнее. Например, когда ты смотришь в темноту и понимаешь, что там таится что-то… Когда ты рассчитал все и поставил на «зеро» и не забыл про «пятерку» — для страховки, но кто-то в последний момент убрал с «пятерки» твою ставку. Кто-то, прячущийся в темноте. А шарик уже прыгает по колесу рулетки, и если выпадет не «зеро»… вот тогда ты можешь раскрывать пачку сигарет в верхнем ящике стола. И курить хоть по блоку в день, потому что тогда уже будет не важно. Потому что кто-то убрал с «пятерки» твою страховую ставку.
…Петр Виноградов постучал в кабинет и приоткрыл дверь.
— Вика? — сказал он, почувствовав, что наконец-то за пару последних лет он произносит это имя с тихим наслаждением. — Привет. Можно войти?
— Здравствуйте, Петр Андреевич, проходите. — Голос бесцветный.
Она стояла спиной к двери, и Петр подумал, что и с волосами — тяжелая волна, рассыпанная по плечам, — у нее также все в порядке. Вика (Вика-Вика-Вика), топ-менеджер, так похожий на топ-модель. Великолепно.
Все в порядке.
Лидия Максимовна, ас всех секретарей и народов, сидит за своим столом в приемной, смотрит на него и в проем приоткрытой двери смотрит на нее. На ее длинные ноги, упругие крепкие бедра и роскошную задницу, которую лишь подчеркивает этот деловой костюм.
Что, топ-менеджер, вышло немножко не по-твоему?
Все в порядке. И курить мы пока начинать не будем.
— Вам звонил Владимир… как его, словом, Лютый, — произнес Петр достаточно громко. — Он хочет говорить с вами.
Петр вошел в кабинет, затворил за собой дверь.
— Именно с вами, Вика. Вы же с ним почти друзья.
Она стояла посреди своего кабинета и смотрела на картину, висящую над ее креслом. Господи, где она отыскала этого сумасшедшего художника и небось отвалила ему кучу денег? Кстати — не ее денег. Девочка явно разошлась. И этот бред, изображенный на картине, — огромная рыба, похожая то ли на средневековую гравюру, то ли на галлюцинацию, плывет по океану, а может, по космосу, а может, по изнанке чьего-то воспаленного сознания… Ладно. Не его дело. Тем более все это скоро должно закончиться. Просто подобный бред выводил Петра Виноградова из себя. А ему не нравилось выходить из себя. Особенно в ситуации, когда музыку заказывал он. Вика начала поворачиваться. Петр услышал, как зашелестели ее волосы, потом увидел ее глаза и ее улыбку… и что-то еще…
— Хорошо, Петр, я поговорю с ним, — произнесла Вика. — Уже пора.
Волосы качнулись и замерли.
И тогда какое-то холодное подозрение кольнуло сердце Петра Виноградова. Он быстро взглянул на Вику, пытаясь понять, что же он только что увидел в ее лице, в ее улыбке, в ее глазах.
Боже мой, но это невозможно! Нет, все под контролем.
А сердце бешено колотилось, и он с трудом подавил панический крик, прозвучавший, к счастью, лишь в его голове: «Ну-ка, ты, не играй со мной!»
