Уже поздно вечером, лежа в постели, Алла вновь и вновь вспоминала тот самый вечер, когда пропала Ира. Только мысли у нее были немного странными. Ей почему-то совершенно не было жаль свою одноклассницу, и даже не потому, что она все время задирала ее. Просто не было жаль, и все тут.
Алла размышляла о том, что было с Ирой дальше. О чем она думала, когда ее везли на ту кроличью ферму? Догадывалась ли она, что едет в машине последний раз в своей жизни? Знала ли она, что маньяк, переодетый в Деда Мороза, решит отрубить ей ногу? И чем он это сделал? Топором или…
— Перестань, — вслух сказала Алла, пугаясь собственных мыслей. Ей снова стало страшно, хотя папа и сказал, что маньяка поймали. А в школе разнесся слух, что этот сумасшедший отрезал детям ноги.
На какое-то время тяжелые воспоминания отступили, затем, словно получив передышку, снова принялись, будто пауки, шуршащими тенями заполнять мозг девочки.
Чтобы как-то отвлечься, девочка потрогала волосы. Они вкусно пахли духами и были такими приятными на ощупь… Прямо как мягкая и пушистая шубка у Маркиза. Алла даже засмеялась, так ей понравилось это сравнение. Она вспомнила, как неуютно себя чувствовала в ванне с этой противной лысиной. У Аллы тогда вновь появилось ощущение неуверенности в себе и даже страха, к которому примешивалась тупая обреченность. Она себя чувствовала, как черепаха, тело которой безжалостно вырвали из ее надежного панциря. И лишь после ванны, когда девочка торопливо надела парик, все ее тревожные мысли улетучились.
Про себя Алла твердо решила, что больше не будет никого слушать и купаться будет только с волосами. С ее новыми, чудесными волосами, прекраснее которых нет ни у кого на свете. И она больше не будет злиться на бабушку.
А вечером, когда все улягутся, она снова поднимется на чердак. Главное, чтобы об этом никто не узнал.
* * *
Дядя Боря объявился довольно скоро. Уже следующим вечером Сергей увидел у своих дверей записку, в которой старый зэк сообщал, что ждет его у себя дома.
Двухкомнатная квартира дяди Бори располагалась в полуразвалившейся трехэтажке, которая выглядела словно после бомбежки. По исковерканному паркету семенили жирные тараканы, везде валялись окурки и обрывки газет, мусорное ведро, казалось, не выносили еще с момента перестройки. Вся квартира была пропитана спертым запахом грязи, табака и несвежей пищи.
— Вползай, — хрипло сказал дядя Боря. — Не бойсь, жильцов пока нет, так что можем спокойно все перетереть.
Сергей, не разуваясь, прошел в крошечную комнатенку. Из мебели в ней была лишь одна облезлая табуретка и драный матрас, на котором спал бывший уголовник. Глядя на желтоватые пятна и дырки, прожженные «бычками», на лице Сергея мелькнула гримаса отвращения, и дядя Боря протянул ему рваную газету.
— А ты морду-то не вороти, — сказал он, закуривая. — Небось на зоне погаже будет, а? Принес пузырь?
Сергей протянул бутылку и стал устраиваться на матрасе.
— Насыпай, — скомандовал дядя Боря, и пока Сергей наливал в жестяную кружку водку, уголовник вытащил из недр своего тряпья клочок бумаги.
— С этой девкой облом вышел, — сказал он, выпуская дым. — Сгорела она вместе со своим фраером-сутенером. Они хату сняли и какого-то шныря туда повели. То ли за ними уже хвост был, то ли не знаю что, но в хату «красного петуха» пустили. Сгорели они все. Так вот.
Дядя Боря взял кружку:
— А сам чего не пьешь?
— Я не хочу.
— Как знаешь, — без эмоций бросил бывший зэк и махом опустошил кружку, после чего снова с жадностью затянулся.
— А что со вторым? — с нетерпением спросил Сергей.
— Тоже не все ладно, — признался дядя Боря. — Съехал он от своей супружницы. Отдельно они живут. Вот ее адрес. Но дай время, Серый, и я все узнаю.
— Нет у меня времени, — чуть резче, чем того требовалось, сказал Сергей, и дядя Боря с недоумением уставился на молодого человека.
— Ты че дергаешься, а? Я тебе, чай, не адресное бюро, понял, сопляк?! Уж и неделю подождать не можешь?
Сергей угрюмо замолчал. Оставаться здесь и ждать он не хотел. Правда о его тюремной жизни могла вскрыться со дня на день, и рисковать он не мог.
— Ты не ссы, Серый, я с тебя половину возьму, мне большего не нужно, — невозмутимо сказал дядя Боря. — Я честный вор. А зачем тебе «почтальон» понадобился? Что, поквитаться хочешь?
— Это мое дело, — огрызнулся Сергей, но на этот раз уголовник не обиделся, а лишь добродушно усмехнулся:
— Ну-ну, кровь горячая, мести просит… Знамо дело.
Он наполнил кружку водкой и залихватски опрокинул ее в глотку. Сергей передал ему деньги, и глаза алкоголика заблестели.
— А у меня ведь тоже для тебя подарочек есть, парень, — вдруг проскрипел он и, нагнувшись, достал из-под матраса искусно сделанный нож с текстолитовой рукояткой. У основания лезвия был выгравирован оскаленный череп, над которым крохотными буквами было написано: «МИР»
[28]
.
— Видал, какие «перья» пацаны на киче делают? — хвастливо заявил уголовник. — Держи, Серый, и вспоминай дядю Борю. Кстати, ты только один флакон беленькой взял?
Сергей кивнул.
— Надо бы догнаться, — озабоченно сказал бывший зэк.
Внезапно в дверь кто-то постучал, и Сергей, завороженно рассматривающий нож, встрепенулся от неожиданности.
— Ты чевой-то быстро на измену садишься, — засмеялся хозяин квартиры, обнажая сгнившие пеньки зубов. — Это Дюша. Мой кореш, тоже недавно откинулся. За долгом явился, так что ты вовремя пришел — а то мне отдавать было нечем. Он, кстати, тобой интересовался.
Дядя Боря сполз с табуретки и, кряхтя, заковылял к двери.
— Заодно в «очко» сыграем, — бормотал он, почесывая под мышкой. — Можа, и отыграюсь.
В коридоре послышалась какая-то возня, затем в комнату зашел худощавый мужчина с бледным лицом и набрякшими мешками под глазами. На его бескровных губах застыла неживая ухмылка.
— Располагайся, Дюша, — гостеприимно сказал дядя Боря, протягивая мужчине кусок газеты. — А это Серый, мой кореш и сосед. Его матушка недавно богу душу отдала…
Он продолжал что-то бубнить, наполняя кружку, а Дюша наконец уставился на Сергея, и этот взгляд очень ему не понравился.
— Сыграем? — предложил между тем Борис и взял с подоконника истрепанную колоду карт.
— Это без меня, — сказал Сергей, натянуто улыбнувшись. — Мне пора.
Он уже хотел подняться с места, как Дюша вкрадчиво спросил шипящим свистом, глядя куда-то сквозь стены в обшарпанных обоях:
— Дядя Боря, а ты знаешь, кого к себе в дом привел?
— Кого-кого, — проворчал старик, перетасовывая карты. — Я ж тебе на русском языке сказал, а не по-мордовски.
